Бона нахмурила брови.
— Довольно. О чем еще толкует автор этого стихотворения?
Станьчик громко фыркнул.
— Дает пирующим совет не облизывать пальцы. И не обгладывать с жадностью кости.
— Кости? — не поверила королева.
— Таков совет. Разве плох? — спросил шут с вызовом.
— Я спрашиваю, ты отвечаешь. Послушай, дурак, ты ведь все так хорошо знаешь, над всем готов посмеяться. Ответь мне на такой вопрос: правда ли, что зверя в лесах стало меньше, чем прежде?
— В походе рыцари набивают брюхо до отвала. Мясо для войска сушат, вялят. Да и в дни мира охота — разлюбезное дело.
— Но равнин и лугов у нас без счета. Да или нет?
— Отвечу шуткой…
— Хочу услышать лишь одно слово — „да“ или „нет“.
— Да. На одного дракона хватит.
Бона ответила спокойно, но глаза ее метали молнии.
— Если бы, как полагает король, ты и в самом деле был бы умен, то не давал бы глупых ответов. Синьор Алифио, прошу вас, узнайте подробней и доложите мне суть сего дела. Я хотела бы знать, сколько на сих пространствах можно было бы содержать скота, особливо коров?
— Не свиней, а коров? — удивился шут. Бона решила удостоить его ответом.
— Свиней надо откармливать, а коровы и овцы пасутся сами. В Неаполе королевские земли отведены под пастбища, а плата за пользование ими идет в королевскую казну. Торговля скотом процветает, мяса на столах вволю. Да при том отъевшиеся на этих лугах огромные стада сами переходят границы неаполитанского государства. Нет никаких расходов на перевозку. Просто?
— На удивленье просто! — воскликнул шут. — Не только…
— Что только?
— С той поры, как стоит польская земля, ни одна из ее королев не утруждала свою голову мыслями о… скотине, — закончил Станьчик.
Он рассчитывал услышать взрыв смеха, но придворные стояли опустив глаза, с каменными лицами.
Бона вдруг встала.
— Да, — сказала она ядовито, — ни одна не утруждала. И потому-то поэты должны были поучать подданных, чтобы они даже в дни мира столь усердно не обгладывали кости.
Поздней осенью, когда ветер срывал с деревьев листья, король с супругой выехали на охоту в Неполомице, но дурные вести с Поморья заставили их вернуться. Король какое-то время еще пытался выждать, наконец, несмотря на уговоры Боны положиться на Фирлея или Тарновского, стал собираться в поход. Сигизмунд, упрямый как все Ягеллоны, не внимал уговорам Боны, хотя она, жалуясь на приступы дурноты, говорила ему, что снова в тягостях. Король обрадовался ее словам, но от намерений своих не отказался.
— Оставляю вас с неспокойной душою, но ехать должен.
— Надолго? — спросила она, вздохнув.
— Война с Альбрехтом может быть очень тяжелой. Возможно, и зимы на нее не хватит. Кто знает.