— Наверное, это великолепно, — сказала Грейс. — Дома я любила смотреть на ястребов над холмами. Они парили в воздушных потоках, не двигая крыльями, и висели там, в пространстве. Мне бы хотелось тоже так уметь — освободиться от земли, стать невесомой.
— Большинство женщин испугалось бы, — заметил Брюс.
— Меня больше пугает, что я никогда не полечу, — отозвалась Грейс. — Всю жизнь я привязана к земле, прикована к повседневности.
— Дома было настолько плохо? — спросил он.
Грейс покраснела.
— Я не хочу сказать, что со мной плохо обращались. Мои родители делали все, что положено делать родителям: кормили меня три раза в день, следили, чтобы я снимала промокшие туфли, когда я возвращалась домой… Ленч — в половине первого, чай — в четыре, собрание прихожан, женский институт по средам…
— Для молоденькой девушки с характером звучит довольно безрадостно, — прервал ее Брюс.
Она подняла на него взгляд, изумленная этим замечанием.
— После того, как погиб Гарри, я больше не могла этого вынести, — сказала она.
— Был убит в траншее, бедняга, да?
Грейс с трудом сглотнула.
— Сказали, что он погиб мгновенно и не мучился.
Брюс фыркнул.
— Стандартная телеграмма. Даже когда не могут найти ни кусочка больше мизинца и понятия не имеют, как его прихлопнуло, они всегда говорят, что он погиб мгновенно и не мучился.
Он замолчал, заметив потрясенное лицо Грейс.
— Послушай, извини. Чертовски глупо с моей стороны, — сказал он. — Парни действительно часто погибают мгновенно, когда снаряд попадает в траншею, так что в его случае телеграмма, скорее всего, сообщала правду. Расскажи мне о нем, Грейс, — мягко добавил он.
Грейс прикусила губу.
— Он был для меня просто идеалом. Он был старше, поэтому уезжал то в школу, то, потом, в Оксфорд… — Она снова сглотнула. — Я жила от одного его приезда до другого. Он появлялся дома и рассказывал мне о сумасшедших выходках — своих и приятелей. У него все это звучало так здорово! Он был такой… ЖИВОЙ. Мне все еще страшно его не хватает.
Брюс кивнул.
— Война — это дрянь. И что ты будешь делать, когда она кончится?
— Не знаю. Может, стану настоящей медсестрой. Хотя это совсем не то, что я воображала. Я представляла себе опасности и славу, а не ужасные… — она заставила себя замолчать.
— Так ухаживать за мной было ужасно? — возмутился он. — Не думай, будто мне нравилось лежать здесь с вашими ухаживаниями! Я ненавижу быть в тягость.
— Вы не были в тягость, лейтенант, — сказала она.
— Брюс, — поправил он ее.
— Брюс.
Они посмотрели друг на друга и нерешительно улыбнулись.
— Расскажите мне о том месте, откуда вы, — попросила Грейс. — Я представляла себе Австралию как Англию на обратной стороне Земли — аккуратную и цивилизованную, только с кенгуру.