Грейс никогда не видела более ужасающего зрелища. Истерзанная плоть, в которую вдавились обрывки ткани, так мало напоминала человеческое тело, что она почувствовала, как в горле ее поднимается желчь.
Вернувшийся санитар отдал честь.
— Радиограмма отправлена, капитан-мэм, — сказал он. — Они сейчас же отправляют помощь. И есть еще плохие новости. Скорая помощь, которую мы утром отправили к побережью, получила прямое попадание. Разлетелась на кусочки, к сожалению.
В голове Грейс прибоем ударяла кровь, все вокруг поплыло.
— Брюс! — отчаянно крикнула она и куда-то побежала. До нее как издалека донесся окрик капитана Уэзерби:
— Сестра, вернитесь! Сейчас же вернитесь!
Чьи-то руки схватили ее.
— Куда, по-вашему, вы направляетесь? — возмущенно спросила капитан Уэзерби.
— Он не мог погибнуть! — в истерике кричала Грейс. — Я должна…
Капитан Уэзерби дала ей пощечину.
— Возьми себя в руки, девочка.
— Не могу! — рыдала Грейс, дрожа всем телом. — Только не Брюс! Это бессмысленно…
— Конечно, бессмысленно! — крикнула Кэтрин Уэзерби. — Но мы не можем сдаваться. Все эти люди умрут, если мы сдадимся.
Ее голос заглушили новые взрывы. Немецкие самолеты вернулись. Грейс подняла глаза и увидела, как стена фермы задрожала и разлетелась. Кирпич ударил ее по голове, и все стало темно.
Больница «Святая Катерина» для выздоравливающих в Истборне стояла посреди аккуратно причесанных газонов, с видом на красные черепичные крыши городка в одну сторону и на кипящие под ветром воды Ла-Манша — в другую. Было начало июня, и на ухоженных бордюрах цвели первые розы, когда Грейс шла по вымощенной плитками дорожке с маленьким чемоданчиком в руке. Она только что приехала из «Хейзелдина», такого же учреждения для выздоравливающих, на таком же утесе чуть дальше по побережью, где она провела месяц, приходя в себя после ранения головы и сотрясения мозга. Она снова возвращалась к работе — но не возвращалась во Францию.
Не успела она войти, как ее громогласно окликнули:
— Сестра!
Где-то в середине коридора из двери выглядывала голова. Над медно-красным лицом видна была белая крахмальная шапочка.
— Сюда. Живо! — прогудел голос.
— Я только что прибыла, и мне велено сразу же доложиться старшей сестре больницы, — Грейс показала на свой чемоданчик.
— Она может подождать, — сказала женщина своим низким голосом, широко, по-йоркширски артикулируя гласные. — У меня тут горы работы, а делать ее некому. Положите чемодан и накидку в гостиной и идите сюда. Идет война, знаете ли, и мне надо делать перевязки.
С облеченными властью не поспоришь. Грейс сделала, что ей было велено, и очутилась в плохо освещенной моечной комнате прямо перед раковиной, полной грязных суден. Не успела она осознать, в какую попала переделку, как в конце коридора раздалось резкое громыхание и появилась каталка, которую толкала высокая долговязая молоденькая медсестра в косынке, как у Грейс, из-под которой выбивалось несколько непослушных кудряшек.