.
Вступив в брак с обедневшим 32-летним принцем Эрнестом Кристианом Чарльзом Гогенлоэ-Лангенбургским, принцесса Феодора уехала вместе с ним в его огромный и неуютный замок Лангенбург, оставив Викторию наедине со своими ста тридцатью двумя деревянными куклами. Это были небольшие деревянные куклы, которых Виктория и Луиза собственноручно раскрасили, нарядили в костюмы исторических персонажей и театральных героев, а их перечень внесли в специальную тетрадь.
Мать Виктории тоже страдала от одиночества. С трудом преодолев первый шок от внезапной смерти мужа, она оставила вокруг себя лишь нескольких самых близких людей, которыми была, по словам леди Грэнвилл, «чрезвычайно великодушна», дружественна и обходительна. Однако при этом по ее же словам, ощущала себя покинутой всеми и беспомощной в стране, которую так и не признала своей и языком которой так и не овладела. Словом, она чувствовала себя очень неуютно и называла «старой гусыней».
При этом она прекрасно понимала, что, будучи немкой, не пользуется любовью в этой чуждой стране, а в качестве вдовы герцога Кентского и матери принцессы Виктории вызывает недовольство со стороны герцога Кларенского, ставшего законным наследником королевского трона в 1827 г., после смерти своего старшего брата герцога Йоркского. Не проявлял никаких симпатий к ней и сам король Англии Георг IV. Когда премьер-министр предложил королю рассмотреть вопрос о выделении определенного жалованья оставшейся без отца принцессе Виктории, тот сразу же заявил, что даже и не подумает этого сделать. Дескать, ее дядя Леопольд достаточно богатый человек, чтобы позаботиться о безбедном существовании своей племянницы и ее матери. Именно поэтому герцогиня вынуждена была обратиться за помощью к банкиру Томасу Куттсу и взять у него взаймы шесть тысяч фунтов стерлингов. Позже, однако, правительство предложило ей ежегодное жалованье в размере четырех тысяч фунтов, но герцогиня вначале отказалась от него, поскольку и это же время принц Георг Камберлендский, кузен принцессы Виктории и сын скандально известного своей дурной репутацией герцога Камберлендского, предложил ей гораздо большую сумму — шесть тысяч фунтов. Тогда правительство подняло сумму ежегодного жалованья до шести тысяч, и она приняла это предложение.
Тогда же принц Леопольд заверил ее, что впредь будет выплачивать ей три тысячи фунтов в год; это известие вызвало у герцогини Кентской противоречивые чувства. Сначала она хотела было отказаться от его помощи, но потом все же согласилась с этим, так как оказалась в долгах. Но даже после этого с недоверием относилась к своему брату, который вызывал у нее чувство раздражения своей «медлительностью, неуверенностью в себе» и в особенности далеко не безупречным поведением.