В конце концов принцессе Виктории удалось добиться частной беседы с представителем умеренного крыла тори лордом Ливерпулем, которого она всегда уважала. Как и барон Штокмар, лорд Ливерпуль посоветовал ей даже и не думать о назначении Джона Конроя личным секретарем. При этом он добавил, что принцесса должна опираться в своих действиях и решениях на ныне действующий кабинет министров, и в особенности на премьер-министра лорда Мельбурна. Разумеется, ей нужно все это время оставаться со своей матерью и по мере возможности учитывать ее интересы.
Принцесса Виктория согласилась с этим мнением и пришла к выводу, что вполне может противостоять проискам Джона Конроя с помощью лорда Ливерпуля, барона Штокмара и короля Леопольда. Кстати сказать, лорд Ливерпуль предложил ей в качестве компромисса назначить Джона Конроя своим казначеем, но лишь при непременном условии, что он не будет претендовать на более высокий пост. Однако принцесса возразила, что знает о Конрое такие неприглядные вещи, которые не позволяют назначать его даже на самый незначительный придворный пост. Иначе говоря, ее недоверие к сэру Джону Конрою достигло такой степени, что даже информация со стороны других лиц кажется ей избыточной. Она сама знает о нем гораздо больше, чем все остальные, вместе взятые.Прощаясь с лордом Ливерпулем, принцесса Виктория посоветовала ему все же поговорить с бароном Штокмаром, который может рассказать ему много такого, чего она не хотела бы сообщать лорду. К тому же всю информацию о недостойном поведении сэра Джона Конроя может подтвердить и дочь лорда Ливерпуля леди Кэтрин, немало знающая о проделках придворного интригана.
После разговора принцессы с лордом Ливерпулем барон Штокмар сообщил королю Леопольду, что «борьба между дочерью и матерью все еще продолжается и что Джон Конрой прилагает все усилия, чтобы подчинить своему влиянию принцессу, и беззастенчиво использует для этого свое магнетическое влияние на герцогиню. При этом Джон Конрой утверждает, что всегда следует советам Джеймса Аберкромби, бывшего генерального прокурора и будущего лорда Данфермлайна, который якобы доказывал ему, что если эта девушка не станет прислушиваться к доводам разума, то ее следует принудить к достойному поведению. Однако, как он сам утверждал впоследствии, не решился прибегнуть к таким чрезвычайным мерам, потому что «не верил решимости герцогини Кентской согласиться на такой шаг».
А король между тем был уже близок к смерти. Узнав об этом 19 июня, принцесса Виктория «мгновенно побледнела и разрыдалась». На следующее утро мать разбудила ее в шесть часов и сообщила с нескрываемым волнением, что архиепископ Кентерберийский, лорд Конингэм и лорд Чемберлен примчались во дворец и хотят видеть ее. Виктория, вскочила с постели и спустилась вниз в сопровождении матери, державшей серебряный канделябр с горящими свечами. Вслед за ними поспешила баронесса Лецен с бутылкой ароматной соли. «Я вошла в гостиную в одной ночной рубашке, - вспоминала Виктория позже, — и увидела их всех. После минутного замешательства лорд Конингэм сообщил, что мой бедный дядюшка, король Англии, скончался этой ночью в двенадцать минут третьего и, следовательно, я стала королевой».