Сегодня Ане виделось все совсем иначе – как будто ее глазами за происходящим следил чужой человек. Она посмотрела на ребят – недаром вахтер не верит, что это – артисты. Смех! Один в спортивных штанах и ветхой футболке – сувенир из гастролей столетней давности. Гера ходит в шароварах шестидесятого года выпуска с дырой на колене. Девчонки – кто во что горазд: леггинсы, шерстянки, у кого-то поясница замотана шарфом, на ком-то свитер и трико. И у всех, абсолютно у всех – грязно-черные, затертые до дыр туфли. Сразу и не объяснишь, а ведь так удобнее заниматься – свитера и рейтузы отлетят в сторону сразу после первых упражнений, как только разогреются мышцы. Старенькие, штопаные туфли – самая удобная обувь для ежедневных занятий.
Аня машинально повторяла заученные комбинации экзерсиса, приседала, поднималась, наклонялась. Мысли текли сами по себе, отгонять их не хотелось.
– Ракитина! – закричал Гера. – Ты что, озверела?
Аня очнулась.
Гера смотрел на нее с выражением бесконечного ужаса.
– А что? – рискнула спросить она.
– Мы давно здесь уже жете делаем, а ты спишь! Проснись и пой!
Тандю, жете, релеве лянт, фраппе, сутеню – эти нерусские слова вросли в ее мозг, как ноготь врастает в палец. Иногда Ане казалось: это единственное, что она знает, чему ее однажды научили в жизни. Исчезни они – исчезнет Аня, все эти люди, стоящие у палки, и целая армия балетных, мелькнувших однажды на миг и канувших в Лету.
Аня Ракитина всю жизнь считалась «способной». Когда маленькую, тоненькую, как былиночка, Нюту привели на экзамен в балетное училище, она втайне надеялась, что ее не примут. Потому что Аня мечтала стать летчицей. Но родители, помешанные на балете, готовили дочь в балерины – они таскали ее на все спектакли, отыскивали древних старух – преподавателей классического танца, и мечтали увидеть дочь в белой пачке Одетты. Родительская мечта сбылась – Аня танцевала отдельные вариации из «Лебединого» – в клубах, домах культуры, на шефских концертах. Это надоедало до тошноты, до ненависти к непревзойденному шедевру классики.
Озлобленную на весь мир, на одном из таких мероприятий ее обнаружил Кирилл и взял к себе в труппу. Выпущенный из училища на четыре года раньше ее, Кирилл имел достаточный опыт работы на сцене, закончил ГИТИС, создал свою труппу. Он ставил танцевальные композиции для самодеятельных коллективов и балеты для городских домов культуры. Он был уверен в себе, красив настоящей мужественной красотой.
Чувство благодарности сменилось в Ане чувством обожания к покровителю, а потом неожиданно – любовью. Конечно, Кирилл замечал это – и в старании Анны как можно чаще попадаться ему на глаза, и в ее прилежании на занятиях, и в постоянных намеках, взглядах, жестах. Но самое главное – об этом кричали ее глаза – большие, широко открытые, опушенные длинными ресницами. Все в труппе догадывались о происходящем. Поэтому на Ракитину постоянно были направлены десятки глаз, десятки ушей прислушивались к обрывкам ее фраз. И конечно, десятки языков без устали распространяли сплетни.