Вернувшийся к рассвету (Ясный) - страница 96

Азамат еле заметно усмехнулся. Я улыбнулся ему в ответ, растягивая губы в резиновой клоунской улыбке:

– А мне почему-то совсем не хочется замерзать и я, надеюсь, что ветру не достанется моя судьба. Скорее, я сам стану ветром, Азамат. Холодным ветром.

А потом мы долго пили свежезаваренный чай, и пчела недовольно жужжала, когда её сгоняли с блюдца с мёдом.


Когда Сова уехал, и улеглась пыль поднятая машиной, Азамат вновь поставил чайник на плиту и глубоко задумался. Встреча с Совой и его последние слова сломали все его планы. Вначале разговора Азамат был более чем уверен, в принятом ранее решении – убрать непонятного пацана из общего расклада, но сейчас…. А сейчас…. Сейчас он находился в непривычном для себя состоянии смятения и растерянности. Прошедший разговор выпустил наружу давно запертое в памяти на тысячи запоров, заставив ощутить… Испуг? Нет, не испуг -настоящий страх.

Азамат уродливо дёрнул верхней губой, скалясь в ответ досадным мыслям. Поговорил, называется. Единственное, за что он мог похвалить себя, это за то, что не стал использовать ни свои способности к внушению, ни давить на пацана. Как чувствовал – не пройдёт, не сможет ни сломать, ни подчинить себе сегодняшнего гостя.

– Шайтан, истинный дух з ла…. – вслух пробурчал Азамат, раздраженно сгоняя пчелу с блюдца. Чайник на плите громко засвистел, сообщая о том, что он в очередной раз вскипятил в своём нутре воду и лучше бы хозяину выключить газ. Азамат повернул регулятор и, обхватив нагревшуюся ручку полотенцем, обдал кипятком нутро заварочного чайника. Насыпал заварки, залил её кипятком ровно наполовину и вновь задумался. Пар прозрачными волнами поднимался над столом, и казалось, что это туман воспоминаний стелется над истёртой клеенкой.


– Ты…. Кусок помёта свиньи… Ты…. – кетхуда(старейшина) Саламу не хватило слов, и камча вновь со свистом прошлась несколько раз по обнаженным плечам дервиша. Брызги крови взлетали в воздух с каждым ударом плети, падали обратно вниз странной росой, рисуя на лице и халате деревенского старшины багровые узоры из маслянистых точек.

– Зачем? Зачем ты это сделал, дервиш? Ты же святой человек, ты совершил хадж…. Ты был чист душой, но ты совершил смертный харам! Не пойму. Зачем? Зачем!?

– Так угодно Аллаху, – тело дервиша трясла дрожь, он обмочился, кусочки рвотной массы застряли в его грязной бороде, смертная плёнка заволакивала его глаза, но он, стоя на коленях перед Саламом, по прежнему отвечал одно и то же – Так угодно Аллаху!

– Хозяин! Хозяин! – голос Раджаба дрожал, нотки испуга заставляли бас верного нукера подниматься к высоте непристойного воину тенора.