Их подвели к высоким, окованным медью дверям храма. Первая амазонка постучала кольцом два раза. Дверь со скрипом открылась, и их ввели внутрь. Провели в притвор с левой стороны, и вскоре они остались одни. Дверь закрыли. Стало тихо. Лишь за окном кто-то терся о стену и время от времени тяжело вздыхал и звенел металлом. По запаху и по звукам Сириск понял: это был жертвенный бык. Его, как и их, приготовили к завтрашнему празднику. Быка всегда приносили в жертву богу Арею.
Вскоре дверь скрипнула и вошли четыре рабыни. Они внесли два грубых глиняных кратера: один был полон гречневой каши, горячей и ароматной. Второй — с водой, слегка разбавленной вином. Голодные, они дождались, когда уйдут рабыни. Никто не бросился к пище. И только когда Сириск зачерпнул рукой теплую кашу, все подошли и сели рядом.
— Рабов так не кормят, — сказал Тимон.
— И не поят, — добавил Евктин, напившись из кратера холодного напитка.
— Перед тем как забить, скотину хорошо кормят, — тихо сказал Сириск. Все с ужасом взглянули на него. Он подошел к окну и, схватившись за решетку, вскарабкался, чтобы посмотреть наружу.
Была ночь. И свет от луны посеребрил все вокруг: голубоватый, он светился в деревьях, на крышах домов, на дальних холмах, покрытых лесом. Сириск понял — до полнолуния остался один день. Последний день месяца фаргелиона.
Сириск проснулся от скрипа — двери тут видно никогда не смазывали жиром. Вошли четыре рабыни. Они внесли кратеры. Сириск увидел — они улыбались. За окном, еще в полумраке утра, слышался шум, звон уздечек, легкое ржание.
— Выходите, — услышали они голос. И он был не суров, как вчера, а нежен. Смешки и веселые голоса доносились со двора. Они вышли, и десять вооруженных стражниц окружили их.
Неподалеку стояла повозка, запряженная красивой молодой лошадью. Она была покрыта белой попоной и вся украшена цветами. Только теперь Сириск заметил: десять ойропат были необыкновенно красивы, и вооружение их было явно парадным и сияло, хотя солнце еще не взошло, и заря только разгоралась за дальними синими горами. Но больше всего удивило его то, что все вокруг — и рабыни, и ойропаты — улыбались, дружественно, и даже вежливо, жестами показывая куда идти. Они спустились по ступеням храма, прошли по площади, вымощенной большими, ровными каменными плитами. Плиты были плотно подогнаны друг к другу.
— Хороша работа, — шепнул сзади Тимон. Сириск кивнул головой. Он знал толк в такой работе. Впрочем, это знал каждый херсонесит.
Вскоре мощеная дорога перешла в широкую тропу. Повозка, груженная чем-то белым в корзинах, остановилась, и они прошли мимо. Затем спустились вниз, туда, где журчал ручей и деревья со всех сторон закрывали небо. Когда Сириск проходил мимо повозки, он увидел: одна корзина была полна алыми, только что срезанными розами, и аромат их напомнил Хелену.