Буров поднялся.
— Ну, ты и бюрократ!
— Какой есть.
После ухода Бурова Леонов собрал бумаги и позвонил дежурному.
— Сергей, — сказал он, узнав голос Казачкова, — скажи, пожалуйста, у нас еще до этого нападения сидел один наркоман, худой такой. Знаешь? По кличке, как его… Ну, персонаж один такой был… Мефистофель. Где он теперь?
— Не знаю, товарищ майор. Но узнаю.
— Будь добр.
Звонок раздался минут через двадцать.
— Товарищ майор, узнал. Романюк по кличке Мефистофель отпущен.
— Когда?
— Сейчас спрошу. Так. Говорят, что написано неразборчиво, не то десятого, не то двадцатого. Не поймешь.
— Хорошо. Кто отпустил?
— Говорят, там зачеркнуто, ничего не разобрать.
— Посмотри, пожалуйста, кто в этот день дежурил.
Слышно было, как Казачков шелестел бумагой.
— В этот день дежурил… так, Суховский.
— Это какого числа?
— Десятого.
— А если двадцатого?
— Совпадение — тоже он.
— Спасибо, хорошо. Еще вопрос: где Мефистофель живет?
Казачков долго молчал. Было слышно, как он кого-то опять спрашивает, потом назвал адрес.
Мефистофеля на месте не оказалось. Какая-то старуха в грязном платье, сквозь дыры которого виднелась застиранная цветастая ткань, сказала грубым, ворчливым голосом:
— Нет его. Куда-то услали.
— Услали? — Леонов оттеснив старуху, вошел в коридор.
— Ну, — старуха с недоверием уставилась на пришедшего. — Ты кто будешь-то?
— Я-то? Да его товарищ. За должком пришел.
— А, милый, да что с него возьмешь? Горе одно…
Старуха нагнулась, подобрала валявшуюся на полу стеклянную банку и, не разгибаясь, засеменила на кухню.
— Вернется-то он когда, бабуля?
— А? — спросила старуха, возвратившись.
— Когда вернется? — повторил Леонов, приблизившись к самому уху старухи.
— Да, кто его знает. Пришел тут какой-то, пошептались. Плащишко сграбастал и… Забудь, как звали… Так что…
Старуха развела руками.
Выйдя во двор, Леонов оглянулся на Мефистофелево жилище. Это был вросший в землю, покосившийся и почерневший барак. Его низкая покатая крыша была крыта шифером. Местами шифер заменяли разноцветные заплатки, а кое-где и вовсе зияли дыры, сквозь которые были видны стропила, еще не потерявшие первоначального цвета. Из щелей, куда ветры натащили землицы, росла трава и пробивались молоденькие деревца. Через разбитую, скрипучую калитку Леонов вышел на широкую улицу, заросшую бурьяном и украшенную кучами то ли мусора, то ли земли. Между кучами у противоположного конца барака он увидел подростка лет четырнадцати, который усиленно разучивал приемы у-шу. Леонов подошел поближе.
— Неправильно берешь стойку, — сказал он. — Смотри, как надо. — Он повесил пиджак на ограду и стал в позу.