– От этих волнений, – объясняла Варвара Федотовна, облизывая пальцы, – я просто самая не своя!
Жанна, которой тоже приходилось дежурить у постели раненого, возмущалась ее черствостью. Великая княжна почти перестала разговаривать со старой фрейлиной, но Варваре Федотовне все было хоть бы хны. Повздыхав о бедном племяннике, она запиралась у себя и на листках голубой бумаги каллиграфическим почерком выводила очередное донесение в Петербург. Она ни на мгновение не забывала, что ее попечению вверена не кто-нибудь, а августейшая особа, племянница самого российского самодержца. Если бы кто-нибудь сказал Варваре Федотовне, что она всего-навсего мелкая старая пакостница, она бы сильно удивилась. Ибо для себя самой она была Исполнительницей Великой Миссии, от успеха которой зависело благополучие России, да что там России – всей Европы, не меньше. Может быть, именно поэтому Чернышёв при одном виде конверта из Ниццы, подписанного знакомым почерком, чувствовал приближающееся разлитие желчи. Но, разумеется, в этом Варвара Федотовна никоим образом не была виновата.
Глава десятая,
в которой Видок срывает маски, а заодно учит Алексея уму-разуму
Несколько дней спустя Алексей лежал в постели, когда Жанна доложила, что к нему пришел посетитель.
– Он заходил и раньше, – объяснила девушка, – но я отвечала ему, что доктор не велел беспокоить вас понапрасну. А сегодня он пришел снова.
Алексей был почти уверен, что знает, кем бы мог быть этот таинственный некто, и он просто спросил:
– Это случайно не тот старик, который так любит цветы?
– Он, – подтвердила Жанна, с любопытством глядя на молодого человека. – А вы что, знаете его?
– Мы встречались, – уклончиво отозвался Алексей, чем ничуть не погрешил против истины.
– Так впустить?
– Да.
Через минуту Видок-Сорель бочком проскользнул в комнату. Он всегда входил так в незнакомые помещения, но только сегодня Каверин заметил эту манеру.
– Благодарю вас, – сказал Алексей Жанне. – Можете идти.
Горничная вышла. Видок проводил ее взглядом, каким, наверное, тоскующий удав смотрит на юркую белую мышку, оказавшуюся вне пределов его досягаемости.
– Рад вас видеть, мсье… Сорель, – сказал Алексей, протягивая руку бывшему каторжнику. Тот схватил ее и энергично пожал.
– Я тоже рад видеть вас, мой мальчик, хотя положение, в котором вы оказались, совсем меня не радует. Что, этот Эльстон оказался крепким орешком?
– Эльстон? – небрежным тоном переспросил Каверин. – Нет, я бы не сказал.
– Я был уверен, что вы запросто разделаетесь с ним, – признался Видок, усаживаясь в кресло. – Честное слово, вы здорово меня огорчили. Когда я услышал о том, что произошло, то просто ушам своим не поверил! Мыслимое ли дело, сказал я себе, чтобы мой старый знакомый, такой замечательный фехтовальщик…