Восемь лет Татьяна Александровна прожила, не ссорясь, с Марией Николаевной Волконской-Толстой. Мария Николаевна умерла. Прошло еще шесть лет. Николай Ильич просил Татьяну Александровну выйти за него замуж, заменить мать его детям и никогда его не покидать. Им было уже по сорок четыре года. Она столько раз об этом думала, что решения приходят в секунду. Татьяна Ергольская записала: «В первом предложении я отказала, второе я обещалась исполнять, пока я буду жива».
И записка лежит в бюро в бисерном портфельчике.
За Татьяной Ергольской и графиней Остен-Сакен идут трое старших сыновей графа, не в лад стуча по новому паркету отроческими ногами в тяжелых домодельных сапогах. Их ведет Федор Иванович Рёссель — саксонский немец, сильный и лысый, добрый и бездомный, незаконный сын бюргера, недоучившийся сапожник и изгнанник родины. Он будет похоронен здесь, в Ясной Поляне, за оградой кладбища, как свой и как чужой, отделенный тысячами верст от родины и оградой от тех, с кем он прожил всю жизнь.
Идут разговаривая. Затейливый Николай, добрый Сергей и Дмитрий, заносящийся то в одну, то в другую сторону. С ними Марья Николаевна — младшая дочка Николая Ильича: мать умерла, ее родив. Сейчас она маленькая девочка — красивая, бойкая. Молодой она выйдет замуж за двоюродного брата Валерьяна Петровича Толстого, от него родит четверых детей, будет несчастна в браке, разойдется с мужем, влюбится в Тургенева, разочаруется; потом влюбится в иностранца — виконта Гектора Виктора де Клена, уедет за границу, родит еще дочь; уйдет в монастырь и проживет дворянкой при дворе-монастыре своего бога.
Кто же счастлив? Кто спокоен в этом светлом доме в солнечный летний день?
Может быть, счастлива старуха Пелагея Толстая, вечером раскладывая пасьянс рядом со своим любимым, внимательным сыном.
Счастливы дети.
В воспоминаниях Льва Николаевича время детства овеяно счастьем, но ему казалось, что счастье только что было и прошло, когда он, открыв глаза, оглянулся.
«Во всех семьях бывают периоды, когда болезни и смерти еще отсутствуют и члены семьи живут спокойно… Такой период, как мне думается, переживала мать в семье мужа до своей смерти… Никто не умирал, никто серьезно не болел, расстроенные дела отца поправлялись. Все были здоровы, веселы, дружны. Отец веселил всех своими рассказами и шутками. Я не застал этого времени. Когда я стал помнить себя, уже смерть матери наложила свою печать на жизнь нашей семьи».
Обед был торжеством и вершиной дня.
За окнами, большими и торжественными, за широко распахнутыми рамами, виден сад и цветник: кусты шиповника распыхались цветом, заграничные розаны рдеют середками цветов, бледнеют краями. За окнами, вдалеке, виден луг — половина скошена, она светлая, серебристая; а нескошенная — буреет.