Несмотря на направленный на него ствол моего кольта, он никак не мог вытащить свой пистолет. Видно, ему мешала душившая его ненависть.
Я услышал где-то слева топот ног. Ладди? Вик? Или кто-то еще? По тяжести шагов я понял, что это Кларенс Ладлоу.
События, разумеется, заняли более короткое время, чем мой пересказ их. Я пришел сюда потому, что был уверен, Виктор Пайн принесет рукопись и документы Лэшу, поскольку в них упомянуто его имя. Поэтому, что бы ни случилось и как бы ни пострадал Лэш от моей руки, документы послужат доказательством вины Лэша в многочисленных преступлениях, и меня, следовательно, не смогут осудить только за то, что я борюсь с преступностью, — ведь в наши дни это занятие весьма актуально.
Но на мгновенье я все же почувствовал холодок в груди и заколебался. Господи, а вдруг я ошибся и у Лэша нет документов? А я пристрелю этого гада? Тогда уж наверняка я попаду в переделку.
Естественно, размышления отняли у меня время, хотя напряженность момента обострила мои мыслительные способности до предела.
Лэш тем временем успел вытащить пистолет и выстрелить в меня.
Топот ног стал еще быстрее и громче.
Но думая о карах, которые могут свалиться на мою голову, я подумал и о карах, которые ждут весь этот алфавит — А, Б, В, Г, Д, Е, Ж, 3, И, — и понял, что поступаю правильно.
Все эти мысли пронеслись у меня в голове еще до того, как Лэш, несколько замешкавшись, сумел вытащить свой пистолет и выстрелить в меня. Но… он промахнулся. Я, правда, не сразу это понял.
Зато хорошо понимал, что какие бы блестящие мысли ни приходили мне в голову, но если я буду стоять как истукан, второй раз Лэш не промахнется.
Но и я не имел права промахнуться. Ни единого раза. И я не промахнулся. Всадил в него три пули: одну в голову, и две — на всякий случай — в грудь. Лэш скончался сразу, как только первая пуля проникла ему в мозг.
В такие моменты все внимание приходится концентрировать только на одном объекте. Так что, хотя я и слышал топот ног совсем уже рядом, я не отрывал взгляд от Эдди.
Едва грянул мой третий выстрел, как что-то огромное и тяжелое сильно меня толкнуло, будто на меня навалился мастодонт или обрушилось здание, и я буквально полетел через комнату.
Не знаю, как долго я летел. По пути я ударился о какой-то стол и остановился только, влетев со всего размаха головой в стену. И этот удар оглушил меня сильнее, чем удар, нанесенный Ладди, вбежавшим в комнату во время нашей с Эдди перестрелки.
Но я чувствовал, если быстро не изменю позу, в какой оказался после падения — на правом боку, с прижатой к полу и открытыми грудью и головой, — то буду представлять отличную мишень для Ладди, который не преминет со мной покончить.