— Разумеется, — кивнул я. — Пиджак в машине. Я подошел к правой дверце «кадиллака», медленно вытащил пиджак и двинулся назад к полицейскому. Он отступил на пару шагов. Я вынул из внутреннего кармана бумажник, извлек оттуда права, спрятал бумажник в карман и остановился, думая, как мне поступить, если парень прочитает мое имя и узнает его. Вернее, не «если», а «когда», потому что он выхватил у меня права, бросил на них взгляд и воскликнул:
— Шелл Скотт? Сукин я сын — как я мог не узнать вас по белым волосам, сломанному носу и помятому виду?
Револьвер находился уже не в кобуре, а у него в руке и был нацелен прямо на меня.
— Конечно, я Шелл Скотт, — беспечно откликнулся я. — Я и не выдавал себя ни за кого другого. К чему эта артиллерия? Все, что я вам сказал, чистая правда.
— К тому, что вы Шелл Скотт. Вас разыскивает полиция — возможно, уже опубликован ваш словесный портрет. Насколько я понял, вы обвиняетесь в убийстве, совершенном вчера вечером, возможно, в еще одной попытке убийства, сегодняшней стрельбе, бегстве от правосудия и… ах да, не исключено, что вы похитили девушку из «Кэнтербери-Комьюнити». А теперь… — он усмехнулся, — еще это.
Я начал спорить, но лицо патрульного внезапно сморщилось, а из горла вырвались странные кудахтающие звуки, похожие на кашель. Бросив еще один взгляд на права и на номер моего «кадиллака», он сурово посмотрел на меня:
— Фальшивый номер? Еще одно правонарушение… Полицейский не договорил. Скривив рот, он снова закудахтал. Я подумал, что у него не все дома, пока не понял, что он хохочет.
— Гемофилик? Он? Ну и посмеемся же мы с ребятами, когда я им расскажу! Его столько раз били, резали, всаживали в него пули, а он выдает себя за гемофилика! Он, Шелл Скотт…
Больше он ничего не успел произнести. Мое решение было трудным, но не невыполнимым, и, когда патрульный в приступе смеха отвел от меня револьвер, я нанес ему мощный удар в подбородок. Он плюхнулся на спину и больше не шевелился.
— Смотрите! Смотрите скорее!
Первое слово было громким и пронзительным, два следующих — не менее пронзительными, но чуть более тихими. Я резко обернулся. Из правого окошка только что проехавшей мимо машины высовывалась женская голова и шея. Лицо с открытым ртом было обращено на меня.
Я выругался, подошел к патрульному, положил его револьвер назад в кобуру и оттащил беднягу к его мотоциклу, потом сел в «кадиллак» и включил зажигание.
Притормозив у объявления, начинающегося троекратным повторением имени «Фестус Лемминг», я вспомнил, что забыл на месте разговора с полицейским свои перепачканные кровью брюки и многое другое, включая права.