Вот теперь нельзя ошибиться. Сковородка с маслом уже ждет, она раскаляется до предела, потом предел этот переходит. Сейчас все решают доли секунды.
Два куска мяса ложатся в этот огненный ужас и отчаянно шипят на пределе возможного. Не ошибиться: как только на розовой верхней поверхности мяса появится намек на серость — перевернуть в то же мгновение.
Выключаются грибы, выключается картошка, перемешанная с загустевшими от этой процедуры сливками, переворачиваю мясо.
Кричу нечеловеческим голосом: «Женщина, на кухню!»
В душе — страх. Потому что каждое мгновение сейчас грозит непоправимой ошибкой.
Тыкаю мясо острым ножом — в двух местах проступают розовые капельки — снимаю его с огня, еще раз переворачиваю.
Это всё! Это всё! Неужели получилось?
Иду в раздражении снова в комнату. Алина бросает в телефон короткие фразы. Я стою и смотрю на нее.
— Алина, — говорю я очень тихо, — как можно быстрее вперед, на кухню.
Она поднимает палец предупреждающе и слушает, слушает.
— Алина, — говорю я еще тише. — Каждая секунда имеет значение. Скорее. Скорее. Скорее.
Она заканчивает разговор и быстро начинает впечатывать что-то в непонятную таблицу.
— Алина, — говорю я шепотом, — этого не может быть. Сейчас же в кухню.
Она поднимает на меня ресницы, два раза очень медленно моргает. Ее светлые глаза становятся бешеными:
— Не смей на меня кричать.
— Я кричу? Я бессильно шепчу. Алина, скорее, на ноги, быстро, быстро…
— Этот шепот страшнее крика. Я не смогу есть, если ты со мной так разговариваешь. Я не буду есть. Ты меня понял?
И тут я понимаю нечто иное, что сейчас проломлю ей голову ее же компьютером, швырну ее саму об стену, как куклу. И еще раз. И еще. И буду потом долго топтать ногами.
— Алина, — шепчу я, проталкиваю слова через сжатую глотку, — происходит что-то страшное. Сначала брось все, идем туда как можно быстрее, потом ты все поймешь.
— Я же сказала, что не буду есть.
Я сделал глубокий вдох. Последний шанс.
— Ты не понимаешь, что происходит, — сказал я, чувствуя, как тикают секунды. — Но ты поймешь, как только… Пойдем туда.
И с усилием добавил, сдерживая ярость:
— Пожалуйста.
С замерзшим бледным лицом она последовала за мной. Села боком к столу. С недоумением посмотрела на тарелку:
— Ты понимаешь, что после такой сцены человек просто физически не может есть? Я неясно выразилась? Боже мой, я только утром подумала — как у нас все невероятно хорошо, когда же это все обрушится.
— Только кусочек. Тогда все загадки решатся.
Она подергала плечами, автоматически положила в рот кусок мяса. И замерла.
— И все остальное тоже, — сказал я, с дрожью пробуя сам.