— Ангус!
— Всякий раз, когда я вас вижу, Элизабет, ваша красота поражает меня, — сказал он, целуя ей руку.
— Фиц опять надоедает вам из-за Аргуса?
— Неизбежно, — сказал он, а сердце у него немного упало. «Надоедает». Слишком бестактно.
— Кто он такой?
— В его нынешнем воплощении — не знаю: его письма приходят по почте. Но в своем первоначальном мифологическом воплощении он был гигантским чудовищем со множеством глаз. Потому-то, я уверен, анонимный субъект и выбрал себе этот псевдоним. Глаза Аргуса видят повсюду.
— Вы должны знать, кто он такой, — сказал Фиц.
— Нет, я не знаю.
— Ах, Фиц, оставь Ангуса в покое! — шутливо сказала Элизабет.
— Я надоедаю? — сказал Фиц с некоторой едкостью в голосе.
— Да, любовь моя, именно так.
— Учтено. Попробуйте виски, Ангус, — сказал Фиц с сухой улыбкой, протягивая стопку.
О Господи, подумал Ангус, глотая напиток, которого не терпел. Элизабет собирается начать свои очередные шутливые тычки по адресу Фица, а он, не терпя этого, ответит тычками покрепче любой кочерги или других инструментов, созданных управлять огнем. Почему она не видит, что ее прикосновения» не такие уж легкие? Особенно учитывая, что их объект куда более тонкокож, чем притворяется.
— Ну, не говорите, будто оно вам нравится, Ангус, — сказала она со смехом.
— Как раз и скажу. Такое бархатное! — мужественно солгал Ангус.
Ответ, который умиротворил Фица, но не повысил его в глазах гостеприимной хозяйки. Она-то надеялась на поддержку.
Обед был интимным, другие гости не ожидались, и они втроем сели у конца небольшого стола в малой столовой, чтобы вкусить трапезу из пяти блюд, которым никто из них не воздал должного.
— Я публикую эпистолы Аргуса, Фиц, — сказал Ангус, когда жаркое сменилось десертом из сбитых сливок с вином, — потому что устал от этой нестерпимой расточительности. — Его несколько скрюченные пальцы провели черту по воздуху над столом. — De rigueur[3] угощать меня обильным обедом, хотя я в нем не нуждаюсь, и съел лишь пару кусочков. И вы, и Элизабет не съели больше. Все мы удовлетворились бы ломтем хлеба, малой толикой масла, джема, сыра и зимним яблоком. Ваша прислуга и все их родственники жиреют на ваших объедках, как, возможно, и воронье в садах на площади.
Даже зная отвращение Фица к излишне громким звукам, Элизабет не удержалась от взрыва смеха.
— Знаете, Ангус, вы и моя сестра Мэри отлично поладили бы между собой! Именно такого рода высказывания бесят людей, но вы считаетесь с нашими чувствами столь же мало, как она.
— А чья она жена?
— Ничья. Мэри не замужем.
— Старая дева, влюбленная в Аргуса! — отрезал Фиц.