Холстон оглянулся. Морщинистые руки женщины обвились вокруг холодных стальных прутьев.
— Наши летописи идут не с самого начала, вы, конечно, знаете об этом. Первые из них относятся ко времени восстания полтораста лет назад; но с той поры ни один мэр не отправил на очистку больше людей, чем я.
— Прошу прощения, что добавляю тяжести в вашу ношу, — сухо отозвался Холстон.
— Я делаю это без всякого удовольствия. Вот и всё, что я могу сказать. Мне это совсем не по нутру.
Холстон повёл рукой в сторону массивного экрана.
— Зато вы первой поспешите полюбоваться на чистый закат завтра, не так ли?
Ему самому не понравилось, как это прозвучало. Холстон не жалел о своей жизни и не боялся смерти (или что там его ожидает после завтрашнего дня), но смириться с судьбой Аллисон ему никак не удавалось. Он продолжал смотреть на события прошлого как на что-то, чего можно было избежать.
— Завтрашний вид вызовет восторг у всех поголовно, — пробормотал он себе под нос.
— Я понимаю, это несправедливо, — сказала Дженс. — Но закон есть закон. Вы нарушили его, когда делали ваше заявление, и прекрасно знали об этом.
Холстон уставил глаза в пол. Оба замолчали.
Тишина становилась гнетущей. Мэр Дженс не выдержала первой.
— Вы пока не пригрозили, что не станете проводить очистку. Знаете, многие беспокоятся, что вы откажетесь — именно потому, что вы ещё не заявили, что отказываетесь.
Холстон рассмеялся.
— Неужели им полегчает, если я скажу, что не стану чистить сенсоры? — Он покачал головой, удивляясь столь извращённой логике.
— Все, когда попадают сюда, грозят, что не станут проводить очистку, — возразила Дженс, — а потом всё же идут и делают, что надо. Просто все мы этого ожидаем...
— Аллисон не грозила, — напомнил Холстон, однако он знал, что имела в виду Дженс. Он сам был уверен, что Аллисон не станет очищать линзы.
Теперь бывший шериф понимал, что происходило с его женой, когда она сидела на этой же самой койке. Она углубилась в думы о вещах поважнее очистки. Большинство узников попадали сюда внезапно, захваченные врасплох при каком-то нарушении; они были ошеломлены тем, что до свершения их судьбы оставалось всего несколько часов. Когда они отказывались производить очистку, в них говорила жажда мести. Это была чисто рефлекторная реакция. Но с Аллисон, а теперь и с Холстоном, произошло нечто совершенно другое. Будут они производить очистку, не будут — не имело значения; они оказались в этой клетке, потому что сами этого хотели. Пусть они сумасшедшие. Но ими двигало любопытство: что там, снаружи, за завесой лжи?