Пока я была занята ковром, матушка пыталась отдалиться от Гордийе, делая травяные снадобья. Лекарства стоили дорого, и хотя она не была большим знатоком их изготовления, Гордийе разрешила матери заниматься этим, так как думала, что в деревне матушка обрела особые силы.
Целыми днями моя матушка собирала корни, растения, травы и насекомых у подножия гор Загрос. Она часто посещала аптекарей, чтобы расспросить о травах Исфахана. Когда-то Кольсум поделилась с ней несколькими рецептами, и матушка помнила их до сих пор. Она также научилась варить снадобья для лечения головной боли и женских трудностей. И хотя снадобья получались вязкими и черными, Гордийе верила в ее силы. Однажды, когда у Гордийе разболелась голова, матушка дала ей отвар, снявший боль и позволивший уснуть.
— Нужно делать больше таких прекрасных лекарств, — заключила Гордийе.
Она пообещала матери, что, когда та приготовит достаточно для дома, остаток ей можно будет продавать и оставлять деньги себе. Это обрадовало матушку — теперь она могла заниматься тем делом, в котором Гордийе не разбиралась.
Однажды Нахид навестила меня, чтобы посмотреть, как я выгляжу в ее старой одежде. Я надела шафрановое платье, шаровары, подшитые матерью, и тот самый дивный лиловый халат.
— Ты такая хорошенькая! — похвалила Нахид. — И щеки у тебя румяные, словно розы.
— Приятно снова надеть яркое после года в черном, — ответила я. — Благодарю тебя за щедрость.
— Не стоит благодарности, — ответила Нахид. — А теперь, надеюсь, я могу рассчитывать на твою помощь? Ты пойдешь со мной на поло?
В этот день я не могла пойти на площадь, у меня было много работы.
— Нахид-чжан, я бы с радостью, но мне надо помочь дома.
— Пожалуйста, — взмолилась она, — мне так нужна твоя помощь.
— Но как же я успею закончить работу?
— Зови Шамси, — повелительным тоном сказала Нахид.
Вошла Шамси в красивом оранжевом шарфе и дешевых базарных бусах. Нахид вложила пару монет в ее ладонь и шепнула, что она получит еще больше, если выполнит сегодня мою работу. Шамси ушла, позвякивая монетами и весело улыбаясь.
Все же я не хотела идти на площадь.
— Ты не боишься, что в один прекрасный день нас поймают?
— Тогда скажем, что мы впервые пришли сюда. А теперь пойдем.
— Но только ненадолго, — согласилась я, хотя чувствовала тревогу.
Мы выскользнули наружу, когда Гордийе отвернулась.
Нахид нужно было передать письмо Искандару, открывающее ее чувства к нему. Она не стала читать его вслух, потому что хотела, чтобы ее возлюбленный был первым, чьи глаза увидят это письмо. Она говорила, что хочет признаться ему в вечной любви словами, которые используют поэты. Я знала, что ее изящный почерк донесет признание до самого сердца Искандара.