— Шах Аббас не такой, как его дед. У него нет причин закрывать мастерскую, которая приносит огромную прибыль.
— Тем не менее кто может предсказать, что случится? А мать и дочь должны задуматься о своем будущем, — нетерпеливо возразила Гордийе.
От этих слов моя матушка покачнулась, будто от порыва жестокого пустынного вихря. Ничего не пугало ее больше, чем мысль, что нам снова придется бороться за свое существование, как в те месяцы после смерти отца.
— Семья Ферейдуна имеет дюжины домов по всему Исфахану и далеко за его пределами. Для каждого дома, который они покупают, и для каждого шатра, который они разбивают, нужен ковер, хороший ковер. И эта семья заказывает не шерсть, а шелк. Подумай, какую пользу ты принесешь нашей семье этим союзом, — сказала она, обернувшись ко мне.
Впервые я услышала от нее слова «наша семья», когда речь шла о нас с матерью. Хотя деньги Ферейдуна будут нашими, я поняла, какие у Гордийе причины так настаивать на этом союзе.
— Для нашей семьи я сделала бы все, что угодно, — ответила я.
— И я, — добавила матушка. — Что он сказал о доме для моей дочери?
— Ничего, — ответила Гордийе, — но если она оставит его довольным и будет покорной во всем, то Ферейдун, возможно, подарит ей дом.
Матушка вздохнула:
— Конечно, это не то предложение, о котором я подумала вначале…
— Понимаю. Конечно, ты желала лучшего для нее. Но может ли мечтать о лучшем девушка без приданого? — попыталась утешить Гордийе.
Матушка нахмурилась, в ее глазах я увидела беспомощность.
— Я дам ответ через несколько дней, — наконец сказала она.
— Только не заставляй его слишком долго ждать, — предупредила Гордийе.
— И не говорите никому ни слова о предложении, — добавил Гостахам. — Мы хотели бы сохранить это в тайне, даже если Ферейдун женится на твоей дочери.
— Почему? — спросила я.
Гордийе отвела глаза.
— Это совершенно законно, — ответила она.
Затем наступила длинная, неловкая пауза, пока Гостахам прочищал горло. Матушка наблюдала за ним, ожидая ответа.
— Семьи, подобные нашей, не хотели бы выносить наружу события такого рода, — наконец сказал он.
Но меня заботило совершенно другое — словно соль жгла под кожей.
— А как же мое обучение? — спросила я. — Гостахам ведь все еще учит меня.
Первый раз за все утро Гостахам выглядел довольным, будто я и вправду была дитя его сердца.
— Что бы ни решила твоя матушка, я буду продолжать учить тебя столько времени, сколько захочешь, — сказал он.
Казалось, луч света протянулся от его сердца к моему.
— Я хочу продолжать обучение, — ответила я. — Но что если мне придется уехать далеко?