Судебные речи известных русских юристов (Карабчевский, Андреевский) - страница 42

   Мне остается теперь приступить к представлению объяснений о составлении общих собраний из подставных акционеров.

   Вопрос о подставных акционерах вызывает разногласие. Я дол. жен сказать, что в предыдущих заседаниях в этом отношении была размолвка не только между Нотовичем и представителями обвинения, но даже между Нотовичем и его защитником. Я, в свою очередь, вступаю в этом отношении в разногласие с предшествовавшим защитником и становлюсь на сторону Нотовича.

   Я думаю, что всякое собрание, составленное из подставных акционеров, есть незаконное собрание, и если собрание из подставных акционеров не наказуется Уложением, то только потому, что деяние это было просмотрено в законе, в проекте же нового Уложения оно уже указано. Действительно, по мысли, которая положена в нашем законе об устройстве акционерных предприятий,-- можно спорить против справедливости самой мысли и целесообразности ее в экономическом отношении,-- закон об акционерных предприятиях не имеет в виду крупных капиталистов; он основан на демократизации капитала. Вследствие этого, как бы ни было значительно число акций, владельцы этих акций не могут иметь более пяти голосов каждый. Говорят, что таким образом хотят убить крупного капиталиста, что нельзя его подчинять воле мелких капиталистов, что во всяком случае, если, он большим количеством акций заинтересован в предприятии, то ему, как большому кораблю, принадлежит и большое плавание. Ему нужно дать большее участие в деле; отсюда и следует, что если он свои акции разделяет между другими акционерами, то он только осуществляет свое право, основанное на справедливости, хотя бы и несогласное ни с буквой, ни с мыслью закона. С буквой закона оно несогласно, и мысли закона оно, по-моему, вполне противоречит: закон не имел в виду привлекать крупных капиталистов в акционерные предприятия. Для крупных капиталистов существуют другие предприятия: товарищества на паях и другие тому подобные. В предприятиях, основанных на акционерных началах, крупный капиталист не должен иметь преимущественного значения перед другими капиталистами. Его опасно впускать в дело, ему опасно давать все то количество голосов, которое может соответствовать всему количеству его акций. Если такой капиталист связывает свои интересы с интересами предприятия, тогда он, действительно, может быть полезен; вкладывая свой более или менее значительный капитал, он и заботится об этом капитале; а так как этот капитал на продолжительное время связан с предприятием, то и он заинтересован в предприятии. Но дело в том, что и такой добросовестный крупный акционер может быть также опасен своим усиленным влиянием, потому что он может оказаться акционером сангвинического темперамента, рискующим; он один может погубить целое предприятие. И может он это сделать благодаря тому, что около такого акционера, обыкновенно, собирается большая компактная партия, которая всегда одерживает верх над разрозненными акционерами, редко посещающими собрания, притом в таком разрозненном виде, что не могут капиталисту составить оппозиции. Но если этот капиталист, как это нередко бывает, биржевой игрок или спекулянт, если он заботится только о более скором получении гешефта, то он в высшей степени опасен и вреден. Благодаря тому, что около него создается партия, посредством которой он распоряжается составом ревизионной и всяких других комиссий, он становится неограниченным хозяином в предприятии. Он искусственным увеличением дивиденда может поднять цену акций до такой степени, по которой он считает выгодным эти акции, по их увеличенной цене сбывать на бирже; затем он уходит из дела, оставляя его в руках других акционеров в виде чрезвычайно невзрачном, с истощенными средствами и прочее. Затем, выждав понижения акций, может быть, даже искусственно подготовив это понижение, он может скупать их, опять проделывать новую процедуру повышения этих акций и посредством биржевой игры и ажиотажа обогащаться. Такой крупный акционер, появляющийся в среде мелких акционеров, действительно, опасен. А если бы закон предоставил ему право иметь больше пяти голосов, то такой акционер чувствовал бы себя совершенно свободным в этой сфере и мог бы уже законно, по своему усмотрению, так или иначе, шатать предприятие, с которым его имущественный интерес связан лишь временно биржевой игрой и ажиотажем. Вот почему подобный акционер является злом, злом особенно сильным, когда этот акционер -- биржевой игрок, и опасным даже и тогда, когда такой акционер добросовестен и деятелен. Поэтому, нельзя не считать противозаконным, хотя и ненаказуемым, состав общих собраний из подставных акционеров. Мы видели примеры, представляемые железнодорожными акционерными компаниями. Там является сперва концессионер, который, благодаря своей ловкости, выхлопатывает для себя концессию, передает ее крупному капиталисту, который, заполучив акции в свои руки, составляет около себя из акционеров партию; расточительным образом строится дорога, эксплуатируется хищническим образом и затем сдается правительству с миллионными долгами и с содержанием в убыток, а крупный акционер-строитель давно уже ушел благополучно из дела. Ему нет дела ни до дороги, ни до акций, ни до акционеров, он получил свое с предприятия. Появление таких акционеров нежелательно. Я далек, конечно, от мысли, чтобы А. Ф. Масловский был именно таким акционером. Но что его влияние в Тульском банке было сильно и что около него была партия, которая составляла его силу и оказывала влияние на решения общих собраний, это мне представляется несомненным. Масловский удивляется, говорит: "Меньшинства не было. Что же это за меньшинство, Михельсон и генерал Глуховской?" Да, не было меньшинства, но надо было создать это меньшинство, потому что ни одно правительство не может правильно управлять, не имея оппозиции. Нужно было дать все средства, чтобы образовалось меньшинство. Только тогда можно со спокойной совестью делать то или другое дело, когда выслушаешь оппозицию. Но оппозиция выслушиваема не была; меньшинство из одного или двух акционеров тщетно добивалось, например, сокращения выдачи дивидендов; их не слушали. Протесты этого одного или двух акционеров оставались без последствий и не представлялись в министерство. Если им удалось подать какую-нибудь записку в общее: собрание, то она устранялась по той, например, причине, что подана была до срока, что не согласно с уставом. А вот дома удерживались за банком более шести месяцев,-- это, говорят, хотя и противно уставу, но для пользы банка практиковалось!