Лена нагнулась собрать заметки — они все, без исключения, касались «дела» Пола — и стала класть их поштучно в карман пиджака. Внезапно, среди бумажных листов, ее пальцы нащупали фотокарточку. Инстинктивно она взглянула на нее. Это был портрет Эллы Флеминг, выполненный сепией на редкость лестно — Элла уж об этом позаботилась, а внизу под портретом стояло заботливо выбранное библейское изречение. Это и правда был подарок Эллы ко дню рождения Пола — ему тогда исполнилось девятнадцать лет, и можно не сомневаться, что она с многозначительным и нежным взглядом сама вложила эту фотографию ему в бумажник, надеясь, что он будет всегда носить ее на груди.
Пол забыл даже о существовании фотографии. Но в глазах Лены эти красивые черты, выразительный взгляд, волосы, лежащие мягкими волнами, и прежде всего надпись под портретом — нежная и в то же время говорившая об определенных правах — мгновенно сделали его самым дорогим достоянием Пола.
Даже вздоха не вырвалось из груди Лены, но в ее неподвижности, в оцепенелом лице, которое точно застыло — лишь подергивались уголки рта, — таилось безмерное горе. Наконец она вложила фотографию в бумажник, а бумажник — во внутренний карман пиджака. Затем она надела пиджак на плечики, повесила в шкаф и ушла на кухню. Там она облокотилась о доску камина, прикрыла глаза и отвернулась к стене.
Все последнее время она боролась со страхом, что положение, в которое она себя поставила, постыдно и немыслимо. Но никогда она не думала о такой возможности, тривиальной и все же неожиданной, разом убившей все ее надежды. Лену бросало в дрожь при воспоминании о бессмысленной борьбе с самой собой, о жалком своем малодушии. Как это глупо — принять благодарность за иное чувство! Еще немного, и она выставила бы напоказ трагедию своей жизни, но теперь она уже ничего ему не скажет. Никогда. Бесконечно униженная, она закрыла глаза, вновь во власти знакомых чувств — ненависти к себе и стыда. Сопоставляя себя, долго тащившуюся по житейской грязи, с ангелоподобным созданием, связывавшим свою судьбу с Полом, она подумала — умереть бы сейчас, немедленно, чтобы страшная боль, сдавливавшая ей грудь, поторопила конец.
Не помня себя от отчаяния, Лена долго стояла неподвижно. Потом огромным усилием воли стряхнула с себя оцепенение, отбросила волосы со лба и присела на скамеечку. Глаза ее были сухи. Сжав губы, твердо решив не идти ни на какие компромиссы, она обдумывала, как быть дальше. Минуты бежали за минутами, и вдруг ее смятенный ум нашел решение. Иного выхода нет. Так она и поступит, чего бы это ей ни стоило. Ей хотелось бежать, забиться в какую-нибудь дыру, вытравить все из памяти. И, съежившись на скамеечке, она принялась намечать план действий.