Свадебный пир в трапезной княжеской гридницы прошел легче и проще, чем он ожидал. Три сотни гостей вели себя сдержанно и достойно лишь в самом начале застолья, а потом хмельные меды и ромейские вина проявили свое обычное коварство, и можно было уже подзывать и говорить с кем угодно, не обращая внимания на общий гул сотен голосов. Это создавало ощущение домашности, некоего собрания родовой общины у теплого зимнего очага, где он, восемнадцатилетний Дарник, являлся главным старейшиной. Гриди свадебного поезда уже успели рассказать всем, как он вел себя в столице каганата, не забыли и про его ныряния в речной проруби, и гостевание у гребенцев, и это имело дополнительной успех среди липовцев. Выходило, что и без особых битв можно заработать себе нужное уважение и почет.
Доволен Рыбья Кровь остался и Всеславой, как она вела себя на пиру: ни от чего ни разу не поморщилась, ничему чрезмерно не возрадовалась и, казалось, совсем не замечала, как все присутствующие прямо или тайно пожирают ее своими взглядами, — словом, в полной мере выказала свое княжеское достоинство. Ночью в опочивальне все было как раньше: объятия, может быть, более жаркие и раскованные, но ее душа и сердце по-прежнему безмолвствовали. Впрочем, Дарник находил в этом уже свои приятные стороны: не надо отвлекаться на несносное нежное воркование, и можно больше говорить с женой только по делу, как с кем-нибудь из хорунжих. Так и вышло, что после первой своей ночи в княжеском доме они проснулись уже не беспокойными ищущими верного поведения молодоженами, а успокоенными высокородными супругами, постоянно помнящими, что им нельзя уронить себя в глазах окружающих.
Недолгое пребывание в столице каганата и мысли о новой жизни вызвали в молодом князе настоящий зуд преобразовательства, многое хотелось изменить. Окончательно посадить всех вожаков и сотских на землю, написать законы, упорядочить переходы воинов с места на место, установить определенные цены на торжище, да и не мешало кое-что изменить в собственном войске.
Разговаривая в Айдаре с князьями и воеводами о воинских уложениях, Дарник лишний раз убедился, что придуманный им войсковой состав оказался самым лучшим. Двадцать воинов — ватага, пять ватаг — сотня, пять сотен — хоругвь и четкое замещение убитых и раненых командиров для ратной жизни были то, что надо. Не мешала и некоторая сложность при группировании подразделений. Каждая ватага состояла из 6 щитников, 4 лучников, 2 тяжелых конников-катафрактов, 4 легких конников-трапезитов, 3 колесничих-камнеметчиков и вожака с личным оруженосцем-гонцом. Вместе неразрывно держались на поле боя только щитники и лучники, все остальные, покинув на рассвете ватажную палатку, тут же присоединялись к своим собственным подразделениям, чтобы вечером снова вернуться в свою изначальную ватагу. Сделано это было, чтобы лишить соперничества воинов между собой по видам войск. Хорошо проявило себя и численное соотношение друг с другом этих пяти видов войск. Правда, не все они порой участвовали в сражениях, но зато почти в каждой ватаге всегда было за кого волноваться и чьей доблестью гордиться.