— А за меня замуж тоже предрекли? — любопытствовал он.
— Конечно.
— Но ведь я простолюдин.
— Ты же сам тогда на суде говорил моему отцу, что многие знают твою мать, но никто не знает твоего отца. Почему ты так скрываешь его имя?
— Потому что я сам его не знаю, — честно признался Дарник. — У меня всегда была такая гордыня, что, даже если бы моим отцом оказался русский каган, я бы почувствовал себя слишком маленьким человеком. Не зря древние ромейские цезари искали своих предков только среди богов, а не людей.
— Значит, твой отец бог? — серьезно уточнила княжна.
— Причем самый-самый главный, — насмешливо отвечал Молодой Хозяин.
Такие их беседы весьма способствовали возникновению чисто дружеских и заговорщицких отношений против окружающих приближенных, но в любовных делах продвижение шло не так быстро. Уступая по утрам и вечерам его страсти, Всеслава именно уступала, первой никогда не изъявляя подобного желания. Это было не слишком приятно, и, не будь пылких наложниц, он наверняка бы усомнился в своих мужских качествах, поэтому предпочитал просто выжидать, уже успев почувствовать вкус к такому вот медленному, постепенному узнаванию другого человека, который вроде бы и весь перед тобой и в то же время скрыт не менее, чем он сам, Дарник, перед другими людьми.
Однажды князь пошел еще на один решительный шаг и позвал Всеславу с собой в дальний объезд. В сопровождении арсов они выехали в сторону Малого Булгара. Петляющая слева Липа то появлялась, то исчезала за паутиной безлистного осеннего леса, брызги талого снега веером летели из-под копыт, попадая на сапоги Дарника и юбку Всеславы, отчего обоим было легко и весело.
К полудню они добрались до Первой заставы, где гонцы из Малого Булгара меняли лошадей. Липа в этом месте делала почти полную петлю вокруг скалистого холма. Пока арсы расседлывали лошадей и готовились к трапезе, они вдвоем с княжной объехали сам холм.
— Как отсюда все далеко видно! — воскликнула Всеслава, оглядывая противоположный пойменный берег реки.
— Нравится? — небрежно спросил он.
— Очень!
— Значит, быть здесь твоему собственному селищу.
— Моему? — насторожилась княжна. — Ты хочешь, чтобы я жила здесь?
— Не только ты. Если пустишь, я тоже буду жить здесь.
— Каждой наложнице по селищу! — тут же вспомнила она.
— Ты не так поняла. Мне самому хочется жить там, где не будет слышно вечевого колокола.
— Никогда бы не подумала, что ты боишься его.
— Это не страх, а презрение, — пояснил Дарник. — Пускай хоть один раз в него зазвонят, и я навсегда отселюсь сюда. Да и вообще, нельзя позволять смердам каждый день видеть себя.