Держа Тимофея за руку и не прислушиваясь к его вопросам, Наташа пошла к детской. Выражение ненависти, появившееся на секунду у Мальчика Жоры и тут же исчезнувшее, было слишком очевидным, чтобы можно было его проигнорировать. «Елки-палки, да он же нас обоих ненавидит! — сообразила Наташа. — Особенно Тима. Но за что?!» Она остановилась перед дверью и поглядела сверху на беленькую макушку сына.
— Тимоша, тебя никто не обижает? — неожиданно спросила она.
— Что? — Мальчик поднял голову вверх и взглянул на Наташу большими синими глазами. — Что, мам?
— Тебя никто не обижает? — Она присела на корточки, вглядываясь в чистое детское личико. Тимоша вытянул губки вперед, как делал всегда, когда не мог чего-то понять. — Может быть, тебе здесь, в доме дяди Эдика, что-то не нравится?
Она понимала, что задает бессмысленные, даже вредные вопросы, но ничего не могла с собой поделать. Ее охватила тревога сродни той, что она чувствовала тогда, на дороге, когда убегала от черной машины.
— Мне все нравится, — охотно сообщил Тим. — А ты мне велосипед купишь?
Помолчав пару секунд, Наташа поднялась и толкнула дверь в детскую.
— Куплю. Вот будет тепло, тогда и куплю.
Степан Затрава ходил по кабинету — от стола к окну, чуть потоптаться около подоконника и обратно. И опять — от стола к окну, потоптаться, обратно. Оба помощника сидели в креслах и напряженно смотрели на босса. Затраву за глаза называли только так, и в этом не было ни малейшей иронии.
Затрава в очередной раз остановился около стола и вытянул руки вперед, сцепив пальцы. Раздался неприятный хруст. Степан поводил головой влево-вправо, разминая шею, поморщился и наконец посмотрел на своих помощников.
— Хребтина что-то побаливает, — пожаловался он. — К дождю, наверное. Вообще говоря, пора бы уже — весна на улице. Как там… — люблю грозу в начале мая…
Один из помощников счел своим долгом улыбнуться, второй, более опытный, сидел без всякого выражения на лице.
— А ты чего лыбишься, Коля? — уставился на первого Затрава. Голос его был дружелюбным и заинтересованным, но Коля тут же перестал улыбаться. — Нет, ты мне скажи: что ты лыбишься?
— Да вы про грозу сказали, Степан Михайлович, — пробормотал, оправдываясь, Коля.
— И что?
— Смешно.
Затрава перевел взгляд на второго мужчину, неподвижно сидевшего в кресле, и на лице его появилось страдальческое выражение.
— Выйди-ка, Коля, — попросил он мягко, и парень тут же торопливо выскочил из кабинета. — Алексей Алексеевич, ты где мне таких ослов находишь? — повернулся босс к оставшемуся в комнате помощнику. — Скажи, вот как с ним работать, а?