Даже сейчас, стоит вспомнить тот период моей жизни, я начинаю мерзнуть. Так бывает после сильного шлепка по обнаженной коже, когда вы не можете наверняка сказать, это жар или холод. Тело просто регистрирует боль.
Ледяной воздух полз по гортани вниз, холод просачивался между пальцев, окутывал легкие и сердце. Тоненькое хлопковое одеяло, привезенное из Гонконга, совершенно не спасало, ведь в Гонконге не продавали ничего подходящего для нью-йоркской зимы. Чтобы хоть как-то согреться, мы спали под грудой одежды. Часто, проснувшись, я обнаруживала, что замерзла очередная неожиданная часть тела, — например, бедро, с которого соскользнул скомканный свитер.
На окнах изнутри медленно образовывалась ледяная корка. Чтобы выглянуть на улицу, я прижимала посиневший от холода палец к толстому слою изморози, пытаясь растопить маленький кружочек и добраться до чистого стекла.
Как-то днем я отогнула краешек мусорного пакета на кухонном окне — посмотреть, как выглядит обратная сторона дома. Надстройка над первым этажом, видимо, служила складом магазинчика. Крыша почти скрыта под грудой хлама, но я все же разглядела большую дыру, которую никто так и не собрался залатать. Старая газета, застрявшая в дыре, трепыхалась на ветру. Наверное, во время дождя или снегопада там внутри сыро.
Из кухонного окна можно было заглянуть в квартиру по соседству, в доме Мистера Эла. Удивительно, что соседнее здание располагалось всего в нескольких футах. При желании я могла бы даже постучать им в окно шваброй, высунувшись чуть подальше. Сквозь стекло я разглядела спящую чернокожую женщину. Видимо, в их квартире топили, поскольку на женщине был только тоненький халатик. Руки ее нежно обнимали маленький сверток — ребенка. Свободная часть матраса завалена одеждой и тряпками, кусок обоев над головой оторван. Но я видела, как сильно они любят друг друга, невзирая на нищету, и тосковала по временам, когда мы с Ма жили вдвоем.
Потом я замерзла окончательно и прикрепила на место оторванный пакет.
Назавтра, едва прикрыв за собой фабричную дверь, я увидела Мэтта, тащившего в направлении трансформаторной будки тяжелую тележку, груженную лиловыми юбками. Гора одежды угрожающе нависала над головой, ему приходилось пятиться, волоча тележку. Забросив школьный рюкзак на плечо, я направилась было к Ма и своему рабочему месту, но неожиданно Мэтт окликнул меня по-китайски:
— Эй, не поможешь?
Я ухватилась за тележку сзади. Хотя Мэтт держал переднюю часть, пол был таким скользким, что мне приходилось изо всех сил упираться ногами, чтобы колеса не вихляли. Мэтт высунулся из-за тележки: