Затем, к моему удивлению, меня повели в другие здания, такие же огромные и просторные, со стенами, обшитыми деревянными панелями. Первое здание, видимо, и было собственно школой. В следующем я старалась не смотреть на статуи женщин с обнаженной грудью, сиявшие белизной в каждой нише; у них даже соски были как настоящие. Слишком уж по-западному. В классах, мимо которых мы проходили, было полно школьников, и выглядели они точно так же, как те, что на фотографиях.
Мы прогулялись по кампусу, и я пришла в полное замешательство — неужели в Нью-Йорке может существовать такое? Теннисные корты? Футбольное поле? Все вокруг было усыпано опавшими листьями. Я никогда не видела так много деревьев сразу, но больше всего меня поразила доступность и открытость всего вокруг. Никаких заброшенных парковок, как в нашем районе, или огороженных асфальтовых площадок, как у нас в школе, — это не было похоже даже на маленький уютный дворик Аннет. Из того немногого, что я увидела, стало ясно: здесь особенное место.
Доктор Вестон говорила по телефону. Извинившись, она положила трубку и жестом предложила мне сесть.
— Ну, что ты думаешь о школе?
— Здесь тихо, — на миг задумавшись, ответила я.
— Разумеется, тихо, — раздраженно бросила доктор Вестон, и я поняла, что, видимо, сказала что-то не то. — Именно поэтому наши студенты досжигают столь вай дающих академических результатов. Ты слышала, сколько у нас наград?
Конечно, я ответила утвердительно, хотя в точности припомнить ничего не могла, но не стала подводить молодую даму.
— «Харрисон» — одна из лучших подгородительных школ в стране, сравнимая по предоставляемым оплошностям с лидерами, но у нас даже есть преимущество, поскольку здесь необязателен пенсиомат. Мы фактически школа-пенсиомат без пенсиомата.
В одной фразе она произнесла больше непонятных слов, чем за все время нашей беседы. Я абсолютно не представляла, о чем она толкует, — вероятно, она просто повторяла заученную речь, как актриса на сцене, а мне полагалось лишь кивать и улыбаться, что я и делала.
Затем в кабинете повисло молчание, доктор Вестон просматривала записи нашей с ней беседы. На миг взгляд ее задержался на моих брюках: красный вельвет, застиранный и основательно вытертый.
— Ну что ж, ладно. Для окончательного решения я должна посетоваться с комитетом по финансовой поддержке, но сразу могу сказать, что никакой педагог, находящийся в здравоуме, не отвергнет твое потупление.
Я пыталась понять, хорошо это или плохо, но тут она сменила тактику.
Доктор Вестон улыбнулась, и на этот раз улыбка была по-настоящему доброй.