Она покачала головой:
— И играть на твоей территории?
— Я не стану обсуждать это на твоей.
Эмма задумалась.
— Ладно, я знаю одно местечко. Я поведу. — Она махнула в сторону парковки и съязвила, не удержавшись: — Если, конечно, это достаточно нейтральная территория и тебя это не унизит.
— Я сделаю все возможное, чтобы минимизировать вредное влияние твоей машины на мои способности переговорщика.
— Какое облегчение! Пожалуй, я даже подброшу тебя до дома. Если нам повезет, никто нас не заметит.
— Почему у меня такое чувство, что мы прячемся по кустам?
Эмма подавила смешок:
— Потому что мы прячемся по кустам?
— Да, наверное.
Она посерьезнела:
— Давай закончим с этим.
Чейз едва сдержался, чтобы не ответить грубо. Ему не понравилось, как она говорила о своей беременности и их ребенке. Эмма поехала к океану и свернула на дорогу, серпантином поднимающуюся вдоль берега. Ее белый кабриолет с опущенным верхом и тонированными стеклами остановился на уединенном возвышении, с которого открывался чудный вид на океан и город.
— Место для свиданий? — спросил Чейз.
— Что-то вроде того, только не в это время. Называется Арестантская Скала.
Он усмехнулся:
— Я и забыл.
— Ее так назвали после того, как полицейские начали гонять отсюда молодежь, которая устраивала здесь вечеринки.
— И не только?
Она чуть улыбнулась:
— И не только.
— И часто тебя арестовывали?
— Ни разу! — Похоже, ее оскорбило само подозрение. — Мой отец отобрал бы у меня ключи от машины и оторвал бы голову мне и разные части тела мальчишке, с которым бы меня застукали.
— Значит, ты никогда сюда не поднималась и не теряла голову?
Она усмехнулась:
— Я этого не говорила. — Ее улыбка померкла: видимо, она вспомнила, как потеряла голову в ноябре и к каким последствиям это привело. — Давай перейдем к делу. Ты хочешь на мне жениться, чтобы нашего ребенка не дразнили. Может, разовьешь эту тему, пока я не начну что-то понимать.
— Ты так об этом говоришь…
— А как надо? — Ее глаза вспыхнули. — Я поняла, что ты не хочешь, чтобы история повторялась, но мне этого мало. Расскажи мне о своих родителях, объясни, что у них случилось.
— Моя семья — сложное явление, — предупредил он. — Смотри.
Он вытащил ручку и записную книжку, набросал примерную схему и наклонился к Эмме, показывая ей лист. От нее пахло чем-то нежным, и он не мог определить, были ли это духи или ее собственный запах. Так или иначе, он будил в нем настойчивое желание заняться вещами, далекими от разъяснения его семейного положения.
— Не сейчас, Чейз.
Она словно прочитала его мысли.
Он жадно смотрел на нее.