Вышло так, что Матвей Ильич оказался первым, кто воспользовался первой картой огромного архипелага Северная Земля (Земля Николая II), сотворенной Урванцевым за два года путешествий на собаках в отрыве от Большой земли. Тогда-то — в 1932 году — Матвей Ильич провел караван судов не проливом Вилькицкого, вечно забитым льдом, а в обход с севера самого большого «белого пятна XX века» по карте, которой не видел никто, кроме автора.
Долгое время великий полярник был «запрещен», так как после открытия месторождений, исследования Северной Земли и других подвигов во имя Отечества был осужден как «враг народа» и отбывал срок на Таймыре. И при этом, как говорили, нисколько не злился на власти и на ловкачей, которые за его открытия и исследования нахватали и званий, и Ленинских премий, и скромных звездочек Героев. «История рассудит», — посмеивался он. А жена его Елизавета Ивановна с фатализмом русского человека, который не зарекается ни от сумы, ни от тюрьмы, как-то сказала: «Хорошо, что его посадили: характером помягчел и стал снисходительнее к людям».
Урванцев, по словам знавших его в деле, обладал при самой невыдающейся внешности нечеловеческой выносливостью и, когда его товарищи — молодые спортсмены и атлеты — ломались, искренне считал, что они придуриваются. Были у него и другие недостатки характера. В исторической (по-настоящему исторической) экспедиции на Северную Землю начальник Георгий Ушаков поставил на ближайшей сопке красный флаг, что будто бы закрепляло архипелаг, границы которого неизвестны, за Советским Союзом, вошел в состояние восторга и вместе с юным радистом и каюром с радости загулял. Урванцев со свойственным ему занудством настаивал на проведении работ и прекращении пьянства. Его просили не зудеть над ухом, не говорить глупостей под руку, так как работа не медведь, в торосы не убежит. Тогда Николай Николаевич капнул в бутыль со спиртом фиолетовых чернил и надписал: «Сулема — яд. Для научных целей». Его едва не побили. Его бы выгнали, если б на эту неведомую землю мог пробиться хоть какой-нибудь корабль. Ледокол подошел к острову, где располагалась база экспедиции, только через два года.
Рассматривая великого полярника в поисках чего-нибудь особенного в его внешности, «юный современник» вспомнил известную в своей среде историю его женитьбы.
Пребывая в гостинице города Томска, он увидел за табльдотом женщину и с ходу предложил ей руку и сердце. Женщина была — этого не скроешь — из хорошей дворянской семьи и, как потом выяснилось, с гимназическим образованием. Она была обескуражена напором не очень молодого, неказистого, но чрезвычайно нахального человека. К тому же была замужем. Но никаких сил не было противостоять этому нахалу: к тому же он заявил во всеуслышание за тем же табльдотом, что «она» (его нисколько не интересовало даже имя избранницы) сорвет мероприятие государственной важности, если разобьет сердце начальника экспедиции, каковым он является. И Елизавета Ивановна (будущая жена Урванцева) поехала с ним в экспедицию в качестве врача, так как помимо классического образования имела и высшее медицинское. Они прожили долгую, трудную, полную разнообразных событий жизнь. Она участвовала во всех последующих экспедициях мужа с перерывом на четыре года — время войны, после чего была главным врачом Норильска, где ее муж отбывал наказание. В возрасте восьмидесяти семи лет они участвовали в авторалли Ленинград-Москва и заняли первое место (автомобиль — их увлечение).