— Это ты ее довел своим эгоизмом, себялюбием, черствостью, своей дубовой башкой.
Он только руками разводил, так как ни от какого обвинения не считал себя вправе открещиваться: он и эгоист, и себялюбец, и дурак, и трус… Ах, почему его до сих пор не расстреляли? Тогда бы он ни о чем не думал, ничего не боялся, не дрожал даже от холода.
Серафимовна приняла таинство Святого Крещения, но это не очень сильно повлияло на ее душу. Она ходила в храм, ставила свечи и опускала деньги в ящик на ремонт, полагая, наверное, что Бог — нечто вроде собеса или профсоюза, где можно рассчитывать на помощь всякому, кто сам не забывает об уплате членских взносов. Причем делала это втайне от Соньки, зная, что та поднимет ее на смех и будет со знанием дела (знает до черта!) доказывать, что Православие давным-давно устарело, так как нисколько не изменилось с апостольских времен, хотя апостолы ходили пешком, а нынешний Патриарх ездит на иномарке.
Серафимовне не хотелось, чтобы ее подруга вообще касалась Церкви: обязательно выйдет какая-то гадость.
Однажды, правда, случился разговор, когда на кухне столкнулись Сонька и Шавырин, явившийся за какой-то авиационной книгой. Попивая кофе и покуривая, Сонька затеяла разговор о религии, полагая, наверное, срезать «этого антисемита» на глазах простодушной Серафимовны.
Шавырин, позевывая, пробормотал:
— Когда говоришь с мирскими людьми, не говори о духовном.
Сонька не ожидала такого нахальства и сорвалась на крик:
— Да я духовнее тебя в тыщу раз! А в церкви мне делать нечего! Бог у меня в душе!
— Всегда? — вопросил с видом кротости Шавырин.
— Бог? Да, всегда!
— Ну, если бы такое мы, — он поглядел на Серафимовну, — услышали от Серафима Саровского, то эти слова имели бы вес. Когда же такое говорит обыкновенный обыватель из вчерашних коммунистов, то мы вправе поинтересоваться: в результате каких таких духовных подвигов вы достигли таких успехов? Расскажите, как переживаете присутствие Бога в душе?
— Я не нуждаюсь в посредниках. Особенно в таких, как вы, господин Шавырин! И еще. Христос говорил много умных вещей, но о Церкви не говорил.
— Говорил. Он сказал так: «Созижду Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее». От Матфея. Глава шестнадцатая. А остальное — молчание.
Потом Сонька поливала на чем свет стоит литературного «негра» (за глаза, разумеется): она ему и работу дала, и он кормится с этой работы, а он ее предал, и он пьяница, бездарь, бездельник, халявщик и никакой не верующий, так как жрет свинину в Великий пост. И вообще антисемит. Последнее было явной ложью: Шавырин никогда об евреях не говорил.