Джанет Фаут, активный участник движения защитников окружающей среды в Западной Вирджинии, рассказывала, что, когда ее дочь была маленькой, она старалась обращать ее внимание на малейшие детали, чтобы разбудить все ее чувства. У самой Джанет тяга к миру природы проявилась довольно рано. Тогда, в начале 1950-х, Джанет воспитывалась в городском доме бабушки. В город бабушка переехала, прожив сорок лет в сельской глубинке. Простой белый домик выходил окнами на одну из оставшихся немощеными дорог Хантингтона. Целые дни Джанет вместе с соседскими детьми проводила на улице, играя в прятки и салки. Росший во дворе серебристый клен низко свешивал ветви, будто предлагая ухватиться за них, обвить ногами и вскарабкаться как можно выше; в его листве было ее тайное место, где всегда можно было спрятаться. «Там я могла затаиться и подумать о жизни, поразмышлять о будущем, там никто меня не беспокоил, и я могла предаваться самым невероятным мечтам». Воспоминания Джанет изобилуют описаниями познаний, приобретенных через чувственное восприятие, через сосредоточенность на объекте:
«Бабушка часто грозилась меня выпороть, если я не пойду домой, и раскидистая ива, что росла в соседнем дворе, предоставляла ей сколько угодно гибких прутьев, чтобы держать меня в повиновении. Не были исключением и дни, когда погода была плохая. То, что мы сейчас называем „плохой погодой“, тогда представлялось благоприятной возможностью. Сама по себе погода меня тогда мало интересовала, но стоило ветру поменяться, как я стремилась этим воспользоваться. Летние дожди гнали меня сначала в дом, где я все обшаривала в поисках купальника, а потом на улицу, где я промокала насквозь в полном обмундировании, если купальника не находилось. Дождевая вода на грязной дороге Двенадцатой улицы имела собственный запах, совсем другой, потому что то была настоящая земля, а не какой-нибудь асфальт, брусчатка или цемент.
Когда дождь был особенно сильным, я направлялась на авеню Монро, где стекавшие отовсюду потоки образовывали постоянный „бассейн“. Вода в нем доходила выше колен. Там я и плескалась. Листья становились кораблями, которые ловко уходили от опасности попадания в водоворот разбушевавшегося водостока. Сильный дождь означал, что настало время готовить мои любимые пирожки из грязи и удивительные соки из стекавшей по желобам воды. Если гроза расходилась в полную силу, с громом и молнией, мы сбивались в кучу на красном металлическом скате главного подъезда и все вместе испускали крики, полные благоговейного страха. Случайным бурям неизбежно сопутствовало резкое похолодание, когда гигантские дождевые капли превращались в ледяные градины. Они-то мне и нравились больше всего: знойная жара летних дней магическим образом исчезала. Град размером с мяч для гольфа напоминал реактивные снаряды, бьющие по воображаемым целям.