И снова: «Это».
Они лежали в неряшливой темноте кабинета. Он чувствовал скомканную одежду рядом с головой, каблук туфли, уткнувшийся в бедро. Их обнаженные бедра были втиснуты между ножкой стола и креслом. Возможно, они не смогут выйти отсюда, будут вынуждены оставаться здесь, пока их не найдут. Линда нащупала его руку и сплела свои пальцы с его пальцами, и в этом жесте, в этом медленном переплетении пальцев и в том, как она опустила их сцепленные руки на пол, было нечто, что давало ему знак: она знает. Знает, что это в последний раз. Ничего не нужно говорить — вот что подразумевал этот жест.
Она встала и собрала одежду. Томас смотрел, как она надевала свой сложный лифчик, застегивала змейку на измятом льняном платье, вставила ноги в туфли на каблуках. Оборотная сторона любви, оборотная сторона ожидания, И в момент, который он будет помнить всю оставшуюся жизнь, Линда встала на колени, склонилась к его лицу, опустив волосы, как полотнища, отгородившись ими от остального мира, и прошептала ему в лицо ту непростительную вещь, которую только что сделала.
Возможно, то была Исповедь.
Роланд обнимал Регину. В углу сбитый с толку Питер говорил что-то Линде в затылок. Гости расходились — они вели себя непринужденно, как обычно, не зная о катастрофе, а те, кто уже знали, бросали косые, насмешливые взгляды. Эта история станет анекдотом, частью собрания историй о незаконной любви в Кении. А может, даже и этого не будет. Забудется до отхода ко сну, потому что основные персонажи недостаточно известны, чтобы заслуживать постоянного внимания.
Главную драму он пропустил.
В конце концов это вошло в его душу. Которой, как он думал, у него нет. Понятие, которое он не мог даже назвать. Это было предельно просто: он не может допустить, чтобы Регина потеряла ребенка.
Вопль Регины был слышен на улице; в машине она бросалась из стороны в сторону, билась о двери, спрашивая, требуя ответа: ты спал с ней? сколько раз? Одинаково вскрикивая и от его ответов, и от его молчания. Желая знать даты и подробности, ужасающие детали, о которых он не собирался ей сообщать. В коттедже она кидалась на стены. Он пытался ее успокоить, прикоснуться к ней, но она была безумной, приняв, несмотря на свое положение, изрядную дозу алкоголя. Ее стошнило в ванной, и она просила его помощи так же сильно, как и его смерти. И все это время он думал: я не могу допустить, чтобы она потеряла ребенка.
Томас встряхнул жену, чтобы прекратить истерику. Велел, как велят ребенку, идти спать. Она хныкала и просила обнять ее, и он обнял, засыпая лишь на секунды, просыпаясь от новых скорбных воплей. Просыпаясь, чтобы услышать яростные обвинения и угрозы. Она убьет себя, сказала Регина, и у него на совести будут две жизни. Она не останавливалась часами, по-видимому уже исчерпав все силы — свои или его, — поражая его силой своего гнева. До тех пор, пока наконец не уснула, и на время — благословенные часы! — установилась тишина.