Она вытянула шею, чтобы посмотреть в окно в изголовье тахты. На крыше соседнего дома неподвижно сидела большая птица. Мужчина закончил, как всегда конвульсивно содрогнувшись и слегка икнув. И когда он отстранился, она почувствовала, как из нее сочится влага, небольшое количество жидкости вытекло на бедро. Она смотрела на него, сидевшего на краю кровати, на его бледное потрясенное лицо. Потом он застегнул змейку брюк и завязал шнурки.
У нее не было для него никакого нежного слова, и она сама не хотела никаких слов. Когда он встал, то сказал только: «Никому не рассказывай, чем мы тут занимались».
Будто она собиралась рассказывать.
Сидя на скамье, Линда начала дрожать от этого воспоминания, которое не приходило уже многие годы, пока слова мессы — утешающие и вселяющие надежду — не успокоили ее. Это был не ее поступок, говорила она себе. И он не разрушил ее жизнь. Жизнь была чем-то большим, нежели детские шалости, детские победы. Жизнь — это работа, любовь к другому человеку, рождение детей; жизнь — это Винсент, Маркус, Мария. Но как только Линда подумала о Марии, она снова начала дрожать. С точки зрения матери, эпизод был непростительным и ужасающим. Стоило ей представить на тахте Марию, и ее охватывала ярость. Рядом с Линдой по проходу гуськом медленно шли люди, некоторые бросая взгляды в ее сторону. Месса закончилась, а она этого не заметила.
Линда сделала долгий вдох и медленно выдохнула. Винсент был противоядием от воспоминаний. Не потеряла ли она эту защиту теперь, без него? И почему возник этот постыдный образ — через столько лет?
Линда вернулась в номер, нуждаясь в еде и чашке чая, но увидела, что вспыхивает сигнал поступившего сообщения. Не снимая плаща, она присела на край кровати и принялась составлять вопросы и подбирать возможные ответы: «Как прошла твоя дискуссия? Ужин? Ты уверен? Как ты думаешь, другие не будут возражать?» Но когда она прослушала сообщение, то услышала, что это был не Томас, а Дэвид, любовник Маркуса, который просил перезвонить, как только она придет. От ощущения близости беды, которая могла случиться с Маркусом, она запаниковала, дважды набирала неправильный номер, произнося при этом «черт», прежде чем набрать правильно. Сколько ее не было в гостинице? Час? Два?
— Маркуса задержали за вождение в нетрезвом виде, — сказал любовник ее сына безо всякого вступления.
Линда вся подалась вперед, словно не расслышала.
— Когда?
— Сегодня, рано утром. Примерно в пять утра.
Она инстинктивно глянула на часы. Они ждали двенадцать часов, прежде чем сообщить ей.