Больной, гроза и начальник над всей Сибирью с ее заключенными, согласился. Осмотрев его, Лука сказал:
— Надо вам делать операцию, доктор наш прав, — и вышел.
Сопровождавшие вышли за ним.
— Коллега, мы просим вас делать операцию, — сказал ему хирург.
— Какой же я вам коллега? Я только санитар. Я не имею права.
— Но ведь вы же были известным хирургом.
— То было давно. Я уже забыл, что знал.
Сопровождавший повысил голос:
— Давайте говорить откровенно: вы не хотите делать операцию? Значит, вы — саботажник!
Слово это было очень модно, оно пошло после одного из выступлений Сталина: не зная, за что наказывать миллионы невинных людей, их обвиняли в саботаже на работе.
— Я не саботажник, я работающий санитар. Я выполнил вашу просьбу, осмотрел больного, а для операции есть хирург с полными правами.
— Вам что — права нужны? Они все в наших руках, эти права.
— Не могу. А заставить вы меня не можете: вдруг я сделаю ошибку и больной умрет? Что тогда?
— Тогда я застрелю тебя, старик!
— Я не боюсь смерти, я человек верующий. Я предстану перед Господом с чистой душой.
Второй сопровождавший заговорил мяте:
— Вот вы человек верующий, а какая же это вера, если перед вами, можно сказать, душа гибнет и страждет, а вы помочь не хотите. Неужели вам это безразлично, батюшка?
Для Луки это было еще более глубокое искушение.
— Я буду молиться за него, — сказал он.
— Но ведь вы же не только священник, вы еще и доктор. Лучше сделайте операцию с молитвой. Ведь если Бог есть, он не простит, что вы не помогли душе страждущей.
— Душе, говорите? А крест на нем есть? Я что-то не заметил.
— Ну какой же на нем крест, он же большевик.
— Вот видите — креста нет. Какая же душа у коммуниста, не признающего душу?
— А если мы наденем на него крест, будете оперировать?
— Попробуйте, — ответил Лука и ушел к себе в каморку молиться — искушения были слишком велики.
Он чувствовал, что слаб, что во всякую минуту может нарушить клятву, данную над гробом жены, — никогда не брать скальпель в руки. Он считал себя виноватым в ее смерти, потому что любовь к хирургии затмила его любовь к ней: он не послушал ее и поехал работать в район вместо бегства за границу. То была гордыня его души, и он поклялся умершей жене Богом — усмирить гордыню и отказаться от хирургии навсегда.
Больному объяснили:
— Тот профессор знаменитый, санитар здешний, который монахом был, он согласен делать операцию, если вы крест на себя наденете.
— Да вы что, ополоумели, что ли? Да я же ведь этих попов сам, своими руками…
Но он вдруг ослаб, замолчал и впал в беспамятство. Нашли у какой-то старухи крест, надели на него и понесли в операционную.