На самом деле лодка причалила сама, через несколько минут. Весло тоже прибило к берегу. Новиков притащил лодку обратно к деду, распевая по дороге: «А я еду… а я еду… за туманом…»
Очень надеялся, что дед не станет смеяться, но деду вообще было все равно.
— Деталь мою тоже утопил? — только спросил он, когда уже сидели за столом.
— Деталь? — Новиков начал шарить по карманам, и тут же, в джинсах, нашел.
— Дай-ка, — сказал дед. — Я сам отцу отдам. Он же ж приедет в сентябре?
Новиков кивнул и еще выпил рюмку.
— Щуку, что ль, поймал за хвост? — спросил дед, кивая на кровоточащую руку Новикова.
Новиков снова кивнул и снова налил.
К ночи был совсем хорош.
Откуда-то заявился котенок, вспрыгнул сначала на колени к Новикову, потом перебрался на стол, ходил там между ложек и тарелок. Принюхался к рюмке и дернулся маленькой своей башкой, словно там обнаружился пылающий уголь.
— Мир разваливается на куски, дед, — сказал Новиков громко, но деда нигде не было, он куда-то исчез.
Новиков поискал собеседника и повторил:
— Мир разваливается на куски, кот.
Котенок полез в сковородку и, выхватив кусок картошки, начал есть ее прямо на столе, иногда, не без наглецы в глазах, озираясь.
— Вкусно жить, котейка? — спросил Новиков. — А знаешь, как больно, когда бутылкой по лицу? — тут он взял пустую пластиковую бутылку из-под несусветного какого-то лимонада со стола и начал размахивать ей по-над кошачьей головой. Котенок присел, но скорей от удивления, нежели от страха.
— А может, это я, человека убил, котейка? — заглядывая под стол, допрашивал все-таки сбежавшее животное Новиков. — За что это все мне — должно ведь быть какое-то объяснение? Может, это действительно я? Потому что если это я убил — тогда мне будет легче жить! Гораздо легче, чем сейчас!
— Ты с кем тут? — спросил дедок, заходя.
Новиков оглянулся и только здесь вспомнил, как наврал деду о том, что перевернул лодку, — а сам-то пришел сухой. И стало так противно от самого себя.
— Я уже сплю, дед, — ответил он.
Утром уехал в город на электричке — с дедом не пришлось прощаться, его вообще не было дома. Ни его, ни котенка.
«Что, опять домой? — расспрашивал себя Новиков. — Какой уже день, пятый? — из дома, домой, из дома, домой, из дома, домой… Сходил бы еще куда-нибудь? В сауну там, например? Нет? Противно? Какой ты щепетильный. И ударить опера монтировкой по голове у подъезда противно — и принять его дар тоже не хочешь. Гарика тогда навести, урони его наземь, он все равно уже спился — не будет у него силы тебе ответить, попрыгаешь на его спине всласть. Потому что если Гарика не победить однажды и вовремя — есть шанс, что он вернется снова. Тоже тошно? Куда ж тебя отправить, дружок? За туманом ты уже съездил — приветствую опаленного ночными кострами, романтика, геолога и чудака. Сходи, что ли, теперь в детдом, скажи, что хочешь усыновить ребенка. А? Не дадут тебе? Правильно, и я б не дал. В армию? Поздно? А чего ж ты, когда было рано, не сходил? Ну, в больницу иди, скажи, что хочешь быть нянькой и ухаживать за лежачими и брошенными. Как ты сказал? Брезгуешь? А собой не брезгуешь? Я бы брезговал на твоем месте. Меня б рвало от самого себя. Сдай кровь хотя бы? Нет? Больно? Ну, в собачий приют иди! Я не знаю зачем. Иди зачем-нибудь. Полаешь там, повоешь».