Восьмерка (Прилепин) - страница 33

На выходе попался диджей в очках — и напугался так, словно мы пришли за ним. Он встал, вытянувшись во фронт, но его никто из пацанов даже не узнал. Все прошли мимо, я двигался последним и поправил указательным пальцем очки у него на переносице.

Ненавижу себя за такие жесты. Если б это сделал Грех — было бы все в порядке, но я…

Пацаны тем временем поймали какого-то малолетку, что в прошлый раз здоровался с буцевскими, и Грех вывел его за ухо на улицу. Тот даже не сопротивлялся, шел с таким видом, будто это обычное дело.

Навстречу мне опять попался диджей, увидев нас, снял очки и тут же близоруко сшиб чей-то стул.

— Где Буц? — спросил Лыков малолетку на ступенях.

Малолетка чуть двинул головой, намекая, что пока его держат за ухо — ему говорить неудобно.

Грех разжал пальцы.

— Я не видел, — ответил малолетка, тут же скрыв ухо ладонью.

Грех опять сделал движенье, чтобы прихватить его за другое ухо, малолетка даже присел:

— Бля буду, не было Буца, — запричитал он. — И команда его не приезжала! Я спросил у одного, придут они сегодня — он ничего не сказал…

— Зассали, что ли они? — спросил Лыков удивленно.

— Не знаю, — сказал, встав в полный рост малолетка, впрочем, ухо не открывая. — Вообще, похоже на то.

Лыков не смог скрыть радости.

— Ты смотри, что творится, — сказал, открывая машину и нагибая правое кресло. — Боятся!

Мы с Шорохом опять вползли вглубь салона. Грех вернул переднее сиденье в прежнее положение и уселся последним.

— А ты сам не боишься? — ехидно поинтересовался Грех у Лыкова, захлопнув дверь.

Лыков повернул свою ухмыляющуюся татарскую рожу — всем своим видом вопрошая: чего боятся?

— Замочат тебя в подъезде: мамка огорчится твоя, — сказал Грех все с той же ехидцей.

— Дурак, что ли, — засмеялся Лыков. Смех у него был такой, словно на него накатила бешеная икота, и он не в состоянии ее сдержать.

Мы закатились в другой клуб — «Вирус», — там тоже не было ни Буца, ни его придурков.

— Прогуливают, — сказал Шорох, ласково глядя на выходящих из клуба девушек.

Я вышел на улицу вслед за ним и скосился на своего товарища. Если меня тешила радость, что Буц отсутствует, то Шороху вообще было все равно: есть так есть, нет так нет.

Ситуация с Грехом оставалось непонятной — он любил разные заварухи, но ему, думаю, нужно было пребывать в уверенности, что все хорошо закончится. А тут еще нависал вопрос, к чему дело идет.

Зато Лыкову вся эта история явно нравилась. Он и дрался нисколько не волнуясь — и даже как бы ликуя. Его мужество выглядело столь замечательно, что мне приходилось убеждать себя, будто Лыкову отбили голову, когда он боксировал в юности, и с тех пор в нем поломались отдельные важные инстинкты. Его ленивое, улыбчивое мужеское превосходство надо мной выглядело слишком очевидным.