— Соня,— ответила девушка.
— Это не наше имя! — выкрикнул один из воинов, тот самый, что получил удар в лицо.— Эта рыжая стерва выучила где-то наш язык и теперь морочит нам головы! За борт ее! За борт южанку!
Толпа всколыхнулась, зароптала, и неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы ропот не перекрыл еще один голос: скрежещущий, жуткий, как карканье гигантского ворона:
— Эй, Гронни, ты хочешь воевать с женщинами? Трус, ты даже для этого не годишься! Ублюдок, сын собаки! Иоу-у, ты сегодня уже получил пинка от женщины, так, может, теперь хочешь отведать доброго мужского тумака? Ар-р!
Вокруг выкрикивавшего эти слова тут же образовалось пустое пространство: воины шарахнулись от него во все стороны. Лицо странного человека было искажено, ноздри свирепо раздувались, а в глазах плескалось безумие.
— Эй, Корк, успокойся! — поспешил вмешаться капитан Грейп.— Конечно же, Гронни — дурак. Но не стоит убивать дурака, достаточно посмеяться над ним. Корк, смейся! Смейся вместе со мной! Ха-ха-ха-ха!
Рокочущий смех капитана разнесся далеко над волнами. Корк вздрогнул и растерянно огляделся. Казалось, он забыл, где находится и что с ним происходит. Потом он тоже засмеялся: вначале неуверенно, а затем все громче и громче. К этому смеху присоединился еще один ванир, затем — еще, и вскоре хохотала уже вся команда. Тем временем старик приблизился к девушке.
— Кажется, ударив Гронни, ты приобрела себе врага,— сказал он.— Но зато у тебя появился и могучий защитник — Корк.
— На вид он не очень-то могучий,— пожала плечами девушка.— Правда, ваши воины явно опасаются его.
— И не случайно,— ответил старик.— Ведь Корк — бересайк.
— Воин-безумец?
— И это ты тоже знаешь. Ты назвала свое имя…
— Соня.
— Ну а меня зовут Орм. Однако Гронни прав: Соня — не ванирское имя.
— Я выросла в Туране.
— Понятно. А откуда ты знаешь песнь о Ронде?
— От матери… Она много рассказывала мне о родных местах.
— Понятно. Соня, Соня… Может, Сана? Жену Улфа-воителя звали Саной.
—…Хей! — кричал тем временем Грейп.— Вы что-то разленились! А ну, быстрее забирайте, что еще осталось ценного на этой груде старых досок и возвращайтесь на борт «Дракона»! Живо, живо!
* * *
«Дум-м!.. Дум-м!.. Дум-м!.. Дум-м!..» Мерные, гулкие удары барабана разносились над морем, задавая ритм гребцам. Барабан представлял собой огромный медный котел, верх которого был затянут бычьей шкурой. Бить по ней полагалось увесистой дубинкой. В такт барабанному бою подымались и опускались весла. Тридцать два гребца — по шестнадцать с каждого борта — наклонялись вперед и выпрямлялись, ворочая тяжелые весла, наклонялись и выпрямлялись… Перед барабанщиком стояли большие песочные часы, отмерявшие время работы гребцов. Когда последние песчинки пересыпались из верхней части стеклянного сосуда в нижнюю, барабанщик перевернул его и отдал команду, по которой гребцы встали со своих скамей и поменялись местами. При работе с веслами больше устает та рука, которая находится дальше от борта. Чтобы нагрузка была равномерной, гребцы время от времени меняли борт. Барабанщик возобновил удары. И снова весла подымались и опускались, двигая вперед корабль. Х-ха… Х-ха… Х-ха… Х-ха…— слышалось тяжелое дыхание гребцов. Это была нелегкая работа. Гребцы вытирали потные лбы и все чаще поглядывали на струйку песка, отмерявшую время. Когда верхняя часть сосуда из толстого зеленоватого стекла опустеет, за весла сядет другая смена. Но песок сыпался так медленно… Бил барабан, шипели волны, разрезаемые носом корабля. «Морской Дракон», мерно ударяя по воде веслами-плавниками, неутомимо двигался на юго-восток. Глаза «Дракона», сделанные из двух овальных зеркал, отражали подымающееся солнце.