На третий день Слейтер был обнаружен в дупле дерева в бессознательном состоянии и доставлен в ближайшую тюрьму, где сразу же после того, как он пришел в себя, его исследовали психиатры, прибывшие из Олбани. Им он рассказал простую историю. Однажды вечером, по его словам, он заснул после изрядной дозы спиртного. Проснувшись, он обнаружил, что стоит на снегу рядом со своей хибаркой с окровавленными руками, а у его ног лежит изуродованное тело его соседа. В ужасе он кинулся в лес, тщетно пытаясь скрыться с места, по-видимому, совершенного им преступления. Кроме этого, он, казалось, ничего больше не знал, и опрос его экспертами не добавил ни одного нового факта. В ту ночь Слейтер спал спокойно и на следующее утро проснулся без каких-либо странностей, если не считать некоторых изменений в выражении лица. Доктору Барнарду, который наблюдал за пациентом, показалось, что он заметил в его белесых глазах какой-то специфический блеск, а в рисунке вялых губ что-то похожее на решимость. Однако во время опроса он снова впал в безучастность, характерную для жителей холмов, и только повторял то, что сказал вчера.
На третье утро с ним впервые случился психический припадок. Пробудившись от беспокойного сна, он пришел в такое бешенство, что только совместными усилиями четырех санитаров удалось надеть на него смирительную рубашку. Психиатры с особым вниманием прислушивались к его словам, и их любопытство возросло после высказываний, значительно расходящихся и даже несопоставимых с рассказами его семьи и соседей. Слейтер бредил более пятнадцати минут, болтая на своем неотесанном диалекте о зеленых зданиях из лучей света, океанах пространства, необычной музыке и призрачных горах и долинах. Но больше всего он рассказывал о каком-то таинственном светящемся существе, которое тряслось, хохотало и издевалось над ним. Эта огромная, смутных очертаний тварь представлялась ему грозным врагом, и убить ее во имя торжества мести было его первейшим желанием. Чтобы добиться этого, по его словам, он должен был воспарить через бездны пустоты, сжигая любые препятствия, которые преградят ему путь.
Таков был ход его рассуждений, пока они весьма неожиданно не прервались. Пламя безумия погасло в его глазах, и в тупом недоумении он посмотрел на консилиум и спросил, почему его связали. Доктор Барнард расстегнул кожаные ремни и не затягивал их до наступления ночи, когда ему удалось убедить Слейтера, чтобы это было сделано снова с его согласия и для его собственного блага. Пациент признал, что иногда он говорит странно, но сам не знает почему.