— Северус, не волнуйся, — сказала она. — Эни скоро будет готова.
Я недовольно запыхтел, но промолчал.
— Где тут кого женить? — послышался за моей спиной насмешливый голос Кингсли.
Я обернулся. Мой друг выглядел эдаким щёголем и сиял так, словно это был его собственный праздник. Он заявился к нам в дом уже на следующий день после того, как я забрал Эни из Лондона. Сразу с порога, он потребовал обед и сказал, что если мы ещё раз позволим себе подобные выходки, он запрёт нас в маленьком помещении и прикуёт друг к другу цепями, потому как пережить ещё несколько таких дней ему здоровье не позволит. Он всегда шутил, даже когда ему было плохо, и эта его черта обезоруживала, но я знал, что в его бесшабашной тираде кроется истина. Этот человек мог быть жёстким и волевым, сильным и решительным, весёлым и остроумным, и даже злым — разным, но я был уверен в одном — единственное, на что он не способен — это предательство. Друг неспособный на предательство — ещё один важный подарок от судьбы, который я, возможно, и не заслужил.
— Мерлин меня подери, — воскликнул Кингсли. — Это ты?
— А что такого? — не понял я.
— Отлично выглядишь!
— Хватит издеваться, Кингсли, — отмахнулся я. — Лучше пойдём я тебе всё покажу.
Я повёл его к месту, где мы с Эни сегодня должны были произнести слова клятвы.
— Вот, — проговорил я. — Станешь здесь и что-нибудь скажешь.
— Что-нибудь, это что? — усмехнулся он.
— Кингсли, мне не до шуток. Между прочим, не только я один нервничаю, — раздражённо пробурчал я.
— А я — нет, — радостно сказал Кингсли.
— Да ты никогда не нервничаешь, — воскликнул я.
— И вовсе не поэтому, — его голос звучал, как будто он был чем-то восхищён. — Просто, в отличие от тебя, я кое-что вижу.
Я посмотрел в ту сторону, куда он указывал. К нам приближалась Эни. Она была одета в простое лёгкое платье василькового цвета, в её рассыпавшиеся по плечам волосы были вплетены полевые цветы. Она была похожа на озёрную нимфу. Преодолевая отделявшее нас пространство, Эни зажигала улыбки на лицах гостей, и мне показалось, что она почти не касается земли. Это была какая-то высшая, неподвластная мне магия. А может быть, магии не было вовсе, просто это я был очарован.
Эни подошла, взяла меня за руки и улыбнулась.
— Вы не возражаете, министр, — сказала она. — Если я немного нарушу традиции?
— Конечно, — ответил Кингсли. — Для тебя, всё что угодно.
— Ну, ты там, полегче, — буркнул я так, чтобы меня слышал только Кингсли.
Эни сжала мои ладони и проговорила,
— Северус, я клянусь тебе всей любовью, которая живёт во мне, что буду говорить с тобой обо всём, что меня волнует или тревожит. Я клянусь, что буду не только слушать, но и слышать тебя. Я клянусь верить тебе, где бы ты ни был и что бы ты не делал. Я клянусь, что буду рядом, если ты позовёшь и уйду, если прогонишь. Я клянусь, что буду любить тебя вечно, и даже смерть не сможет этого изменить.