— Кто? — опешила я.
— Сергей Львович. Умный, воспитанный, ироничный…
— Да он просто кладезь добродетелей…
— Может, и не кладезь, но положительные качества налицо. Если разобраться, у вас много общего.
— Чего у нас много?
— Не перебивай. И он к тебе неравнодушен.
— Я — собака-компаньон.
— Заткнись, когда старшая сестра говорит. По-моему, и ты к нему неплохо относишься. Если вы будете рядом и получше приглядитесь друг к другу…
— Охренеть, — сказала я. — Ты что ж, мне его сватаешь?
— Я тебя хоть черту готова сосватать, лишь бы твой Стас тебя не получил! — рявкнула Агатка. — Все, кончилась спокойная жизнь, — прошипела она сквозь зубы. — Теперь только и думай, в какое дерьмо он опять тебя втравит…
— Белая горячка, — констатировала я. — Мне твой Берсеньев без надобности… — Тут я едва удержалась от искушения выложить всю правду об этом типе, осторожность все же пересилила. — Если тебе неймется устроить его судьбу, давай ему Димку сплавим, у них налицо единение душ.
— Дура, — сказала Агатка.
— Ага, — сказала я.
— Значит, к Стасику побежишь. — Не знаю, чего было больше в словах Агатки — злости или отчаяния.
— Ни к кому я не побегу… задолбали все. И он не прибежит, можешь не беспокоиться.
Агатка криво усмехнулась и головой покачала.
Мы было собрались ехать на дачу, но тут позвонила мама: поездка отменялась. Я вздохнула с облегчением, на даче по большому счету делать нечего, если только на диване валяться, но это я и здесь могу. Агатку вроде бы изменение планов огорчило, что было удивительно, отдых на природе восторгов у нее никогда не вызывал, а в компании мамы представлялся сущим наказанием. Выходит, сестрица рассчитывала держать меня под пристальным наблюдением и подальше от города, то есть от Стаса.
«Дожила, мать твою, — думала я, сидя рядом с Агаткой. — Меня уже сторожить надо. Еще немного, и дойдет до смирительной рубашки». На душе так скверно, что я всерьез задалась вопросом: пора уже в петлю лезть или еще немного помучиться? И вместе с тем… вместе с тем мысль о том, что Стас здесь, совсем рядом, распирала грудь дурным счастьем. Выходит, прав Берсеньев: я вконец запуталась и сама не знаю, чего хочу. И забыть невозможно, и перешагнуть через то, что так страшно нас разделяло, не получается.
— Поехали в контору, — косясь на меня, заявила сестрица. — Работы полно.
— Работы у тебя полно, а у меня законный выходной.
Еще часа два мы вяло переругивались, Агатка в конце концов вышла из себя, матерно выругалась и удалилась со словами:
— Глаза б мои тебя не видели.
Ближе к обеду я решила, в жизни надо что-то менять и начала с малого: вымыла полы, перестирала белье, какое нашлось, и села у окна пить чай. Думать о Стасе категорически себе запретила. Чувствовала: еще немного, и понесет меня к нему вопреки всякой логике, просто мазохизм какой-то… После долгой душевной борьбы мои мысли наконец-то сменили направление. О вчерашней встрече с братьями следовало сообщить бывшему. «Жигули», которые дважды видели возле поселка вкупе с отпечатком мужского ботинка сорок третьего размера, позволяли утверждать: в доме Одинцова был кто-то третий. И этот человек — возможный убийца. Я пошлепала в прихожую звонить Олегу — мобильный отключен, домашний не отвечает. Чем еще себя занять, я не знала, вариантов немного: либо отправиться на работу по примеру Агатки, либо податься к друзьям-подругам за выпивкой. Первый вызывал глухой протест, второй спазмы желудка. Вот тогда на ум пришла Ольга Валерьяновна. Почему бы не заглянуть к ней в гости? Развеюсь немного, а может, и узнаю что путное, ежели будет на то божья воля.