На самом деле дороги дальше Чармейн, конечно, не знала. Несколько минут она простояла у предмета, который Тимминз назвал санями, не понимая, как быть, и наблюдая, как кобольды вовсю красят, обивают и украшают предмет, не удостаивая ее и взглядом. Наконец ей пришло в голову, что можно поставить Потеряшку на землю.
— Потеряшка, покажи мне дорогу в дом дедушки Вильяма, — попросила она. — Будь умницей.
Потеряшка с готовностью засеменила вперед. Но вскоре Чармейн сильно засомневалась в том, что Потеряшка такая уж умница. Потеряшка семенила, а Чармейн шагала, и они поворачивали то налево, то направо, то опять направо, — казалось, прошло несколько часов. Чармейн так погрузилась в мысли о своем открытии, что несколько раз упускала момент, когда Потеряшка поворачивала то ли налево, то ли направо, и стояла в почти что непроницаемой темноте и звала: «Потеряшка! Потеряшка!» — пока Потеряшка не возвращалась и не находила ее. Вполне вероятно, что из-за Чармейн дорога стала еще в два раза длиннее. Потеряшка стала пыхтеть и волочить лапы, язык у нее высовывался все дальше и дальше, но Чармейн не решалась взять ее на руки — этак они вообще никогда не вернутся домой. Вместо этого она разговаривала с Потеряшкой, чтобы придать бодрости и себе, и ей.
— Потеряшка, мне обязательно надо рассказать Софи, что случилось. Она наверняка очень волнуется за Кальцифера. И королю тоже надо рассказать про деньги. Но если я пойду в Королевскую резиденцию сразу, как только попаду домой, ужасный принц Людовик будет там и станет притворяться, будто любит оладьи. Почему он их не любит? Они же вкусные! Наверное, потому, что он лаббокин. Говорить что-то королю при нем я не решусь. Похоже, нам с тобой, Потеряшка, придется подождать до завтра. Как ты считаешь, когда принц Людовик собирается уезжать? Сегодня вечером? Король сам говорил мне, чтобы я пришла через два дня, значит, Людовика к тому времени, наверное, не будет. Если я приду пораньше, то смогу сначала поговорить с Софи… Ой, мамочка! Совсем забыла. Кальцифер сказал, что они собираются сделать вид, будто уезжают, так что может оказаться, что Софи мы там не увидим. Ой, Потеряшка, хотела бы я знать, как поступить!
Чем больше Чармейн об этом говорила, тем хуже она понимала, как ей быть. В конце концов она так устала, что уже не могла говорить и только топала за задыхающейся и хромающей Потеряшкой, светлым пятном семенившей впереди. Прошла целая вечность — но вот Потеряшка толкнула какую-то дверь, и они оказались в гостиной дедушки Вильяма, где Потеряшка испустила стон и повалилась на бок, дыша часто-часто и мелко-мелко. Чармейн поглядела в окно — гортензии были все розовые и фиолетовые в лучах закатного солнца. Нас не было весь день, подумала она. Еще бы Потеряшка не устала! Еще бы у меня не болели ноги! По крайней мере Питер должен быть уже дома, и я надеюсь, что ужин у него готов.