Впрочем, выпутаться из этой истории не так уж и сложно. Мне стоит лишь пренебречь условиями Альмы, и все ее наследство уплывет из моих рук, и я останусь тем, кем я был прежде. Однако и это не представлялось мне выходом из положения. Потому что Дрю был прав. Конечно, со своими деньгами люди вправе делать все, что им заблагорассудится. И могу ли я с чистой совестью отказать Альме в осуществлении ее последней воли?
Единственная моя предсмертная просьба.
Я оставил Дрю благодарственную записку, собрал документы и пошел к дому.
К дому?
К моему дому.
Имея в виду, разумеется, что я выполню порученную мне работу.
Сама концепция обладания собственностью странна до невероятия. Я понимаю, что она образует основу общества и так далее, но при внимательном рассмотрении в ней проступает некое шаманство. Политические философы пролили реки чернил, пытаясь определить, что делает имущество человека его собственностью. Вот один знаменитый пример: Локк полагал, что мы приобретаем собственность, когда вкладываем в нее наш труд – обрабатываем, к примеру, участок земли. (Что три столетия спустя привело Роберта Нозика к вопросу: «Если я обладаю банкой томатного сока и выливаю его в море, так что молекулы сока равномерно распределяются в воде, вступаю ли я тем самым во владение морем или просто глупо расходую томатный сок?») Из всех объяснений происхождения собственности – общее согласие, политическая либо физическая власть, передача во владение et cetera[23] – ни одно, похоже, на нынешнюю мою ситуацию не распространялось. Дом со всем, что в нем находится, и все иное не упомянутое отдельно имущество были вручены мне без моего согласия, без каких-либо просьб или затрат с моей стороны.
Я не смог заставить себя войти в дом и потому опустил пакеты на тротуар и стоял, пытаясь как-то расположить в голове мысль о том, что вот это, такое непритязательное, такое викторианское, такое причудливое, было – будет – может стать – моим.
Мой дом.
Неудобная фраза, точно костюм на три размера больший, чем требуется. Я попробовал произнести ее вслух.
– Мой дом.
Ну да, конечно, Эрик разозлится, еще бы. Однако…
Это был ее выбор. То, что она сделала, она сделала по собственной воле. И ради нее я просто обязан преодолеть себя. Если я откажусь от такой попытки, то проявлю крайнее к ней неуважение.
– Мой дом.
И вообще, почему я должен чувствовать себя виноватым? Я знал почему: потому что именно на такой исход и рассчитывал. Едва с ума не сошел, предвкушая его. В оригинальном их воплощении мои фантазии подразумевали, что я причиню ей какой-то вред, а это, естественно, порождало чувство вины. Но я же никакого вреда ей не причинил. Различие между бездействием и действием – колоссально. Я обвинял себя, а это было нелогично. Альма выступала прежде всего за неустанные поиски истины, истина же в том, что нельзя вменять человеку в вину то дурное, что он увидел во сне. А то, что она сделала, она сделала по собственной воле.