– Строго говоря, вы в список его участников не внесены. Но, полагаю, я просто обязана позвонить на сей счет в полицию кампуса.
– Вы очень добры.
– Вот в чем меня давно уже не обвиняли. – Она улыбнулась, опустила ладонь на стопку печатных страниц: – Хорошо. К делу. Это действительно ваша работа?
– Действительно, – ответил я.
– Потому что, читая ее, я волей-неволей гадала, не подменил ли кто Джозефа, которого я знала, роботом, который выглядит и разговаривает совершенно как он, но умеет писать более-менее достойно и убедительно.
Воспроизвести интонацию написанного Альмой было далеко не просто. В ее тексте присутствовала легкость, ироничность, которой она сама отличалась в жизни, – качества, едва ли не противоположные тому туману, который я напускал годами. Переводя написанное ею, я пытался избавиться от присущей моему слогу в целом расплывчатости, однако добиться этого мне удавалось лишь на несколько минут, да и то ценой неимоверной концентрации мысли. Тем же, примерно, я занимался и сейчас – норовил изобразить живость и непринужденность, хотя на деле был выжатым чуть ли не досуха и испуганным.
– Люди меняются, – сказал я, пожимая плечами.
– Ну хорошо, давайте я произнесу это первой. Видимо, я вас недооценивала.
Я произвел утешающий жест.
– Должна заметить, что некоторые стороны вашей аргументации представляются мне устаревшими, например, в той части работы, которая посвящена теории действия. За полвека много чего произошло. И все же мне будет интересно посмотреть, в каком направлении вы двинетесь из этой исходной точки.
Вообще говоря, пока она читала первую главу, я успел закончить перевод второй, однако мне не хотелось создавать у нее впечатление, что новая работа дается мне так уж легко. И я сказал, что смогу представить ей второй раздел диссертации к середине февраля.
– Буду ждать с нетерпением, – сказала она.
Я спросил, вправе ли я рассчитывать на то, что весной мне присудят ученую степень.
– Давайте не забегать вперед. Будем переворачивать по одной странице зараз, мм?
Я кивнул.
Она улыбнулась, подняла свою чашку, словно собираясь произнести тост.
– Пока же для меня достаточно возможности радоваться тому, что в университете еще случаются вещи, которых я до конца не понимаю.
Относительно хорошее настроение, посетившее меня в эти послеполуденные часы, как рукой сняло, как только я подошел к дому и увидел на моей веранде незнакомого мужчину.
Крепко сбитый, с гладкой желтоватой кожей и тяжелыми мешками под глазами, он странным образом сочетал в себе юность и зрелость. Из-под слишком большой для него нейлоновой куртки выбивался, налезая на воротник, поношенный коричневый шарф, на поясе незнакомца висел пейджер.