– Что именно?
Ясмина оглянулась на меня через плечо:
– Твоя встреча с Линдой.
– А, ну да. – Перед моим мысленным взором все еще стояла его улыбочка, то, как она вспыхнула и погасла, точно перегоревшая лампочка. – Вроде бы все нормально.
– Ты все же особенно не радуйся, – покачивая головой, сказала Ясмина. Она в последний раз помешала что-то в кастрюльке, накрыла ее крышкой, убавила жар. – Это должно полчаса покипеть на медленном огне.
– Ладно.
– Если ты голоден, я приготовила хумус.
– Спасибо.
Она повернулась ко мне, вытирая руки полотенцем:
– Милый?
– М-м-м?
– Все хорошо?
Нет.
– Да.
– Ладно. Уверен?
– Конечно, уверен. – Я помолчал. – Просто думаю обо всем, что мне еще нужно сделать.
– Ты очень много работаешь. И явно устаешь.
– Есть немного.
– Может… – начала она.
Я взглянул ей в лицо. Она прикусила губу.
– Может, покажешься врачу?
Молчание.
– Зачем? – спросил я.
– Ну, не знаю, может быть, он тебе снотворное какое-то даст.
– Я и так хорошо сплю.
– Этой ночью ты так метался во сне, что мне пришлось тебя разбудить.
Я промолчал.
– Тебе что-то плохое снилось?
Молчание.
– Не помню.
– Наверняка что-то плохое. – Она протянула руку к упаковке кускуса. – Ты все бормотал, бормотал.
– Вот как?..
Она кивнула, читая написанное на коробке.
– И что я говорил?
– Да ничего, per se. «Бормотал» не совсем точное слово. Пожалуй, напевал.
Комната вогнулась вовнутрь, как будто великанский палец надавил на поверхность реальности.
– Напевал, – хрипло повторил я.
– Угу.
– Что напевал?
– Трудно сказать, – улыбнулась она. – Ты сильно фальшивил.
– Извини.
– Да ну, что ты. У меня же есть ушные затычки. Но раньше ты всегда спал как убитый.
Я сказал:
– Думаю, это напряжение сказывается.
– Плохо. Я могу чем-то помочь?
Я покачал головой – движение это показалось мне несоразмерно размашистым, корявым и, прежде всего, обдавшим меня странным жаром. Комната все еще оставалась – в моем поле зрения, – подернутой зыбью, голова начинала кружиться, почти как у пьяного.
– Я посижу немного в гостиной, – сказал я.
Ясмина молча смотрела на меня.
– Это плита, – сказал я. – Из-за нее тут всегда душно становится.
Не дожидаясь ее ответа, я перешел в гостиную, уселся на софу и тупо уставился в пустоту камина. Он вполне мог быть набитым горящими дровами – я почувствовал, как поясницу мою покрывает испарина, да и под мышками было совсем уже мокро, и наполовину вытянул из-под брючного ремня полу рубашки. Ступни почему-то казались распухшими, туфли словно стали малы; я сбросил их, пошевелил пальцами, но облегчения не ощутил. Головокружение усиливалось, однако теперь его сопровождало действительно неприятное ощущение, уверявшее, будто мой мозг медленно плавает несколько в стороне от черепа, отчего процесс мышления осуществляется едва ли не в футе от меня, а когда я поворачиваю голову, мозг следует за нею с задержкой… Чтобы как-то остудить скапливавшийся вокруг меня жар, я расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, закатал рукава и, наконец, выдернул рубашку из брюк и только тогда обнаружил, что Ясмина стоит в двери и наблюдает за мной.