— Куда?
— Туда! — ответил его товарищ, указывая на ротанговое кресло.
— «Возмущение природных соков», — прочитал первый.
— Годится, — кивнул второй.
К некоторым предметам уже были прикреплены таблички. Так, ершик для унитаза был снабжен надписью «Лелеемый временем», круглый вертящийся табурет сообщал о том, что он «Верностью томим», а теннисная ракетка оказалась не больше и не меньше как «Ответом проискам заката».
— К выставке готовятся, — шепотом пояснила радуга и на цыпочках прошла в сторону следующей двери. За дверью была новая комната. В ней обнаружилось всего два предмета, но они заполняли собой все пространство. Это была кровать, на которой, обнявшись, спали трое, и картина во всю стену, изображавшая Спасскую башню Кремля через несколько десятков лет после всемирного потопа.
В следующей комнате на примусе варили кофе.
— И куда только смотрит пожарный инспектор? — покачал головой Петр Алексеевич.
— ребяточки, вы же сварите кофе нашим гостям? — тут же защебетала радуга.
— Да не вопрос, — отозвался кофевар.
У окна стоял перед мольбертом человек и, не обращая ни на кого внимания, рисовал.
В этой комнате, видимо, тоже предполагалось сидеть на полу, на подушках. Ненемцы как по команде уселись на свои картонки.
Не зная, чем заняться в ожидании кофе, Савицкий подошел к художнику и заглянул ему через плечо.
На картине был изображен переулок Достоевского, но рядом с галереей стоял подозрительно знакомый домик совершенно из другой эпохи.
— Так это же Прага!
— Угу, — кивнул художник.
— Вы, значит, рисуете сувениры для иностранцев?
— Ы? — не поворачивая головы, промычал тот.
— То есть каждый увезет к себе домой картину, на которой изображена часть его родного города в московских интерьерах?
— Ну, может быть.
— Но ведь идея именно такая? В узнавании?
— Нет. Идея в том, что мне так нравится.
— А предыдущая картина была о чем?
— Кривоколенный. А там кусочек Монмартра.
— И за сколько ее купили?
— А я почем знаю? Может, и не купили. Все, вопросы еще есть?
— Извините, если я что-то не так спросил. Я в искусстве не разбираюсь.
— Да и не надо в нем разбираться, искусство целее будет. Достали уже все на деньги свои дурацкие мерить!
Радуга осторожно оттеснила Петра Алексеевича в сторону.
— Вы не обижайтесь, — шепотом сказала она. — У него когда вдохновение — он всегда злой очень. Хорошо еще, что не обматерил.
— А в обычном состоянии он тих и вежлив, как дореволюционный студент, из милости живущий у одинокой богатой тетки, — подтвердил кофевар.
— А на самом деле продаются его картины? — не отступал Петр Алексеевич.