— Я же вам говорила, — сказала она, — что убить меня хотел не он.
Джонатан понизил голос:
— Именно об этом я и хотел с тобой поговорить. Скажи еще раз. Я хочу быть совершенно уверен. Почему ты считаешь, что это был не он?
— Потому что мужчина, напавший на меня, заговорил, — сказала Роза. — И голос у него был совсем не такой, как у того француза. И потом, и это я вам тоже говорила, француз после того, как кончил со мной, прошел дальше по улице и сел в карету. Кучер сидел на козлах, ждал его. Такой дюжий. И такой хмурый. И шрам во всю щеку. Никогда не забуду, как он на меня смотрел… — Она вздрогнула.
Джонатан сказал осторожно:
— Но ты своими глазами видела, как карета уехала?
— Да, видела. Своими глазами. И с французом внутри. Она остановилась возле «Единорога», чтобы забрать молодого человека, а потом поехала по Генриетта-стрит очень медленно из-за толпы перед ширмами с Панчем и Джуди. — Она вновь задрожала. — Я как раз смотрела, как этот зверюга-кучер хлестнул лошадей, когда почувствовала на горле удавку.
Ее слова оглушали Джонатана одно за другим.
— Ты совершенно уверена?
Она пожала плечами.
— Конечно.
Значит, Ральф, кучер со шрамом, убийцей быть не мог. И он ошибся в предположении, что Гай и Ральф действовали вместе: Гай заманивал шлюх в темноту, а его кучер убивал их в каком-то странном мерзком ритуале. Но если быть честным с собой, он в любом случае не возлагал особой надежды на это предположение. Разве Роза в первом их разговоре не сказала ему, что следила за тем, как оба они уехали в карете?
Роза покусывала нижнюю губу и хмурилась, вспоминая. Ее бравада, подчеркнутая беззаботность были напускными. Джонатан протянул руку и потрогал ее за локоть.
— Ты стольким рисковала за какой-то жалкий шиллинг, который получила.
Теперь она посмотрела на него с вызовом, смахивая со щеки прядь рыжих волос.
— Не за шиллинг, мистер, — сказала она почти с гордостью. — Ну нет. За горсть золота, французского золота. Но его у меня украл, понимаете, тот, который хотел меня убить. И у меня осталась только одна монета на самом дне кармана, и я про нее никому говорить не собиралась.
Он попятился, вновь оглушенный ее признанием.
— Но ты же сказала, что он дал тебе шиллинг? Где этот золотой? Еще у тебя?
Она обдала его насмешливым презрением.
— Иисусе милосердный, могу ли я жить на золотую монету? Есть ее, спать на ней? Нет, я обменяла ее в Клэр-Маркете на серебро.
Французское золото. Луидор, расхожая монета шпионских хозяев. Кто-то шел следом за Гаем, чтобы убивать девушек и забирать золото назад…
— Этот золотой, — сказал он напряженно. — Ты что-нибудь о нем помнишь? Помнишь, что было на нем изображено?