— Послушай, Александр. Я должен тебя предостеречь. Монпелье и их друзья замешаны в крайне опасном деле. Умоляю, не возвращайся к ним, пойдем со мной теперь же…
Дождь уже лил вовсю, мешая говорить. Александр ответил голосом, дрожащим от испуга:
— По-моему, ты забыл, братец, что сам велел мне сблизиться с ними. Что я и сделал.
Джонатан шагнул к нему.
— Александр, прошу тебя, послушай…
Александр яростно потряс головой.
— Мы вместе совершили великое. Величайшее. И ты теперь не имеешь права требовать, чтобы я порвал с ними…
Он был вынужден замолчать, так как его слова заглушила дикая какофония скрипа и лязганья сбруи, когда лошади, напрягая свою мощную мускулатуру под кнутом извозчика, наконец сумели вытащить карету из ухаба. Теперь она покачивалась на больших железных рессорах, вновь оказавшись на надежности тракта. Дождь хлестал, в отдалении гремел гром.
Джонатан положил руку на плечо Александра. По его лицу текли струйки дождя.
— Александр, умоляю, выслушай меня. Я допустил ошибку, огромную ошибку, послав тебя туда. Бог свидетель, как я об этом сожалею. Поверь же мне: Монпелье тебе не друзья.
Александр смотрел на него из-под сбившегося набок парика. Одежда на нем совсем промокла.
— Ты и это хочешь отнять у меня? Дружбу, которую я заслужил? Они предложили мне приют. Мне некуда было деваться.
— Они опасные люди. Совсем не те, какими кажутся…
— Бог мой! Бог мой! — сказал Александр, сбрасывая его руку. — Ты добиваешься, чтобы я лишился всего. Какую же ненависть ты копил ко мне!
— Александр!
— Оставь меня в покое, — сказал Александр.
Он отвернулся от Джонатана и неверной походкой побрел назад к карете, в которую уже садился Гай. Александр последовал за ним и увидел на лице Гая безмерное утомление.
— Мы можем отдохнуть здесь, — сказал он. — Некоторое время, если поездка вам тяжела.
Однако Гай жестом попросил, чтобы они поскорее тронулись. А потому Александр крикнул извозчику, и колымага дернулась, но двигалась она с почти мучительной медленностью, потому что пустынная дорога впереди быстро превращалась в жидкую грязь.
Гай закрыл глаза. Александр примостился у окошка, сердце у него мучительно сжималось.
И прошло довольно много времени, прежде чем Александр спохватился проверить, целы ли предметы, полученные от Персиваля. И растерянно обнаружил, что, хотя линза по-прежнему покоится у него в кармане, тяжелой подзорной трубы в карете не оказалось. Он отчаянно старался сообразить, что могло с ней произойти, но припомнил только, как положил ее в матерчатом чехле рядом с собой на сиденье. Когда карета накренилась, а дверца распахнулась, труба, видимо, скатилась по наклонному сиденью наружу. И теперь лежит там в грязи у края дороги. Сердце у него упало еще ниже при мысли, что ему придется возвратиться за ней. Но сначала он должен доставить Гая домой.