Мы снова и снова повторяем наш план, чтобы я запомнил все девять пунктов: смерть, грузовичок, выбираюсь из ковра, прыгаю, бегу, кто-нибудь, записка, полиция, газовая горелка.
Всякий раз, услышав бип-бип, я дергаюсь. Но дверь не открывается — мне это только кажется. Я гляжу на нее, ее глаза сверкают, как кинжал.
— Ма?
— Да?
— Давай лучше убежим завтра.
Она наклоняется и крепко прижимает меня к себе. Это означает «нет». Я снова ощущаю ненависть к ней.
— Я бы сделала это ради тебя, если бы могла.
— А ты разве не можешь?
Ма качает головой:
— Прости меня, но сделать это должен ты, причем сегодня. Но я буду в твоей голове, понял? Я буду все время разговаривать с тобой.
Мы опять до бесконечности повторяем план Б.
— А что, если он развернет ковер? — спрашиваю я. — Чтобы убедиться, что я действительно умер.
Ма целую минуту молчит.
— Ты знаешь, что драться нехорошо?
— Да.
— Но сегодня особый случай. Я не думаю, что он развернет ковер, ведь он будет торопиться, чтобы поскорее от тебя избавиться, но если он все-таки развернет — ударь его изо всех сил.
Ух ты!
— Бей его ногами, кусай его, ткни пальцами в глаза… — Руки Ма наносят удары по воздуху. — Делай все, чтобы удрать от него.
Я не верю своим ушам.
— Ты что, разрешаешь мне убить его?
Ма подбегает к кладовке, где после мытья сушится посуда, и достает оттуда гладкий нож. Я смотрю на него и вспоминаю рассказ Ма о том, как она приставила его к горлу Старого Ника.
— Как ты думаешь, сможешь ли ты крепко держать его внутри ковра, и если… — Она смотрит на нож, потом кладет его обратно к вилкам на поднос с посудой. — И как это могло прийти мне в голову!
Откуда я знаю, если она не знает.
— Ты же зарежешь себя, — говорит Ма.
— Нет. Не зарежу.
— Нет, Джек, ты разрежешь себя на куски, выползая из ковра с ножом в руках. Наверное, я совсем потеряла голову.
Я качаю головой.
— Нет, она осталась на месте, — стучу я пальцем по ее волосам. Ма гладит меня по спине.
Я проверяю зуб в носке и записку в трусах — она лежит спереди. Чтобы убить время, мы очень тихонько напеваем «Расслабься», «Говорун» и «Домик на ранчо»:
С антилопой там дружит олень,
Грубых слов не услышишь вовек,
И безоблачно небо весь день.
— Ну все, пора, — говорит Ма, расстилая ковер. Мне не хочется в него заворачиваться, но я ложусь, кладу руки себе на плечи и выставляю локти. Я жду, когда мама завернет меня. Но она смотрит на меня. Ее взгляд скользит по моим ступням, ногам, рукам, голове, но всему моему телу. Словно она проверяет, все ли на месте.
— Что с тобой?
Ма ничего не отвечает. Она наклоняется ко мне, но не целует, а просто прислоняет свое лицо к моему, и я уже не могу сказать, где чье лицо. Мое сердце стучит