Однако стопка чистой бумаги оказалась небольшой, и я решила проверить, может быть, в глубине ящика есть еще или хотя бы найдется бумага, исписанная только с одной стороны. Вынула всю стопку и — о, радость! — вдруг на дне ящика, среди скрепок, ластиков и табачных крошек, увидела три настоящих окаменелых ириски и штук пять маленьких черных сухариков. Они лежали здесь с незапамятных времен, когда дядя Вася, пытаясь бросить курить, сосал их, чтобы отвлечься и перебить тягу к табаку. Сухари были замурзанные, в табаке, но из настоящего довоенного ржаного хлеба!
Кое-как стряхнув табачные крошки, я тут же засунула один сухарик в рот. Потом испугалась: это ведь чужое — значит, я украла. Что делать? Продолжая сосать сухарь, пошла скорей к бабушке и рассказала ей о своем затруднении. Бабушка не была такой строгой моралисткой, как мама, хотя не сомневаюсь, что мама, будь она в этот момент дома, тоже разрешила бы мне воспользоваться этой находкой.
Мы с бабушкой как могли очистили сухарики и ириски от мелкого мусора, который всегда бывает в письменном столе. Ириски бабушка расколола сахарными щипцами на четыре части каждую, чтобы на дольше хватило. Теперь я каждый день сосала по кусочку ириски и по одному сухарику. Хотелось сразу разжевать и проглотить, но я нарочно сосала подолгу. Тогда казалось, что у меня полный рот замечательного ржаного хлеба. Это было восхитительное ощущение.
Конечно, мама в этот раз воздержалась от педагогических наставлений о том, что нехорошо брать чужое.
Не помню, как нам сообщили об эвакуации. Это произошло в конце марта и было для нас полной неожиданностью. Папа только-только стал осваиваться в новой должности главного инженера объединения, а тут, как снег на голову, — предписание на эвакуацию. И время на сборы отпущено самое минимальное.
Накануне отъезда к нам пришла бабушкина сестра, тетя Маруся, и они с мамой и бабушкой всю ночь при свете коптилки упаковывали вещи. Много взять с собой мы не могли, да и не осталось почти ничего, особенно из маминой одежды. Зашивали в тюки одеяла, подушки, в чемоданы складывали постельное белье.
Папа разбирал документы и фотографии. Отобранный в дорогу архив занял небольшой чемоданчик, который поручили мне.
Под утро пришли мамины знакомые, те самые сестры Клава и Зина, которые, выменивая вещи на продукты, помогли нам выжить в самые трудные дни. Старшая, Клава, сказала маме: «Вера, тебе, наверное, неприятно видеть на нас свои вещи?» На что мама совершенно искренне ответила: «Да что ты! Я ноги тебе готова целовать. Если бы не ты, нас давно бы уже не было». Мама отдала ей еще что-то из вещей, а взамен мы получили полбуханки хлеба на дорогу.