— А у меня сын отмочил! Все видик просил. Да где на него взять? Никак не получалось. Так прождал до самого восьмого класса и умолк. Ни о чем не напоминал. Я обрадовался, мол, поумнел пацан. И как-то в выходной попросил его за сигаретами сбегать. Денег дал. Он рассмеялся и достал из своего шкафа целый блок «LD». Ну, у меня глаза на лоб. Спросил его: уж не курит ли? Где деньги взял? Он в ответ расхохотался: «Смоли, пахан, спокойно! Я уже год подрабатываю в гараже автослесарем у нашего соседа! Давно купил видак и магнитолу. Теперь на колеса сколачиваю! Упираюсь до ночи с дядей Сашей, зато имею свои бабки. Не то что ты! Мой мастер институтов не кончал, а вот в машинах волокет, равных во всем городе не сыщешь! И твои менты к нему на поклон идут, жить без него не могут. Все ему башляют. Мне тоже перепадает. Не дарма вкалываю. А что курю, ты не гоношись много! Теперь детсадовские сопляки во всю смолят». Я не поверил! Ну какой из моего пацана автослесарь? Пошел к своему соседу. Только он меня увидел, сразу спросил: «Где Толян? Чего ты приперся? Тут вот две машины пригнали. Делать надо! Чего он там, в какой жопе застрял? Гони сюда, мать его!..» Мне и ответить нечего. Вечером тогда Толик вернулся из гаража, положил передо мной деньги и сказал: «Иди купи себе туфли, пока в одних носках не остался!» Совестно стало! Мальчишке всего шестнадцать, а упирается наравне с мужиками. И семью содержит. Он сказал, сколько имеет в месяц. Мне за свое неловко стало, а Толян успокаивал: «Ничего отец! Твоих на курево хватает, и то помощь».
— Ладно у вас! А меня бабка на абордаж взяла. Совсем состарилась. Болела часто. А таблетки почем? С моей зарплаты даже на отраву путевую не наскребешь, на похороны и подавно, значит, жить надо! Вот и приспособилась, стыдно признаться, побираться пошла. Я не сразу узнал о том. Бабка не признавалась, откуда у нее лекарства и продукты в доме появились. Все говорила, будто соседи дали. Ну, раз-другой, а потом участковый сказал, случайно проговорился. Еще и посочувствовал: мол, схватила нужда за горло… Я — к бабке, спросил: правда ли, что попрошайничает? Она не стала отпираться: «Что ж делать, когда твоей получки нам с тобой и на хлеб не хватало. Коли сдохну, тебе меня похоронить не в чем и не на что! Вот и нашла выход. Теперь все есть! Даже масло и сыр каждый день едим. Колбаска завелась в холодильнике. Я уж четвертый месяц побираюсь, и знаешь, бывало, что за неделю подавали больше, чем ты за месяц получаешь. Так это без мороки. Сижу себе тихо перед коробкой, а в нее кидают. Уже давно набрала себе на похороны и поминки. Нынче все на харчи пойдет. Ни в чем отказу не будет!» «Бабуль! Мне ж теперь с работы хоть уходи! Ты ж меня на весь город опозорила!» — говорю ей. «Да что ты, внучек! Не вздумай! Пока в ментовке работаешь, меня твои бусурманы не трогают, не отнимают милостыню, как у других. Считай, что мы с тобой вдвоем побираемся». — «А как же твои болезни? Ведь мерзнешь, простываешь?» — «Э-э, внучек, болячки мои заклинило, как только зарабатывать стала. Некогда болеть. Время дорого, да и выходной нынче. Не мешай мне. В такие дни хорошо подают! Лучше вот возьми себе на конфеты и отстань. Возле меня не останавливайся: подать не сможешь, а людей отпугнешь…»