Влас согласно кивнул головой.
От зэков барака он услышал множество всяких историй: кто на чем попался и загремел в ходку, как становились ворами, кто у кого остался на воле, чем займутся эти люди на свободе.
— А что мне делать? Опять возникну в «гонщики»! В этот раз лафово заколотил, пока гаишники не застопорили. Десятка три машин увел. Дышал кучеряво, своих на ноги поставил.
— Кого?
— Детей! У меня их двое и баба!
— Станет тебя ждать?
— Куда денется? Ей не впервой! Привыкла.
— Ты без конфискации выкрутился?
— Конечно. Я ж со своею не расписан, а что приобрели, все на нее оформили. Что с меня суд взыщет?
— А если баба рога наставит?
— Размажу мигом. Она меня знает…
— Дети как останутся?
— Отправлю к сеструхе в деревню. Ее тоже не забываю, все ж родная кровь.
— А я, когда на волю выйду, подамся в фарцовщики. С год крутанусь и завяжу, — мечтательно закатил глаза гнилозубый вор.
— На хрен тебе морока? Не столько навара, сколько в зоне отмолотишь. Срок на всю катушку дают, и ни амнистий, ни помилований не жди. Риску много, а навар жидкий.
— Что ты петришь в нашем деле? Фарцовка — дело чистое, прибыльное. Я на нем с молодых когтей канаю, а заначник, что я сколотил на воле, мне на три жизни хватит. Секи, куда возникнуть, когда ходка кончится.
Постепенно Влас привыкал к кентам. Его в бараке уже не били, иногда делились гревом, какой получали с воли. Каждый охотно учил его своему делу. Рассказывали обо всех тонкостях, наварах и риске.
— Секи, свежак! За фарцовку «вышку» схлопотать можешь, тут интерес государства задет. А за угон машины — плевую ходку. Потому как обычного фраера наколол. Навар с колес тоже не жидкий, коль иномарку уведешь. Свои отечественные машины — говно. Я об них руки не марал. Уважающий себя угонщик о выгоде должен помнить. За свою гроши возьмешь, а вот за импортную кайфово слупишь!
— Добавляй, если повезет. Тебя в последний раз фраера самого чуть не размазали, с говном в асфальт втоптали. Лягавые еле отодрали от дороги. Накрылся б твой заначник, если б мусора не сдали тебя в штопку костоправам. Говорили, знатно подлатали. Ну и вопил ты там! Клистоправы еле выдерживали, глохли. Сам еле проперделся! Куда этого сманиваешь? Он и вовсе дохляк. Ему в зубы вмажут — враз откинется с концами. Влас к мордобою непривычный. Тут особая закалка требуется, а главное — умение самому отмахнуться от целой своры. У него нашей сноровки нет. С детства его не тыздили, а и родителю было недосуг, хотя, может, и не умел.
Влас вспомнил, как отец вышвырнул его на площадку, невесело усмехнулся, подумав про себя: «Один раз за всю жизнь вломил, но как? Все оборвал, навсегда».