— Помнишь, ты мне читал стихотворение в тот вечер, о войне,— он приостановился и почесал лоб.— Я думал о нем, и мне показалось, что мысль не совсем верна... не знаю, конечно, может, я ошибаюсь...
По правде говоря, я удивился, когда он вспомнил про стихи. У него были другие увлечения, стихи никогда его особенно не интересовали. Хотя, вероятно, поэзия была близка его внутреннему миру.
— Что ты имеешь в виду? — попытался я уточнить.
— Ты вот говоришь там, что война пожирает людей и поэтому многие не доживают до старости. Но разве только война? А наша повседневность со всеми ее противоречиями и сложностями, а болезни, а миллион всевозможных иных причин...
«Это он опять про Михо... Не может примириться с его гибелью,— промелькнуло у меня в голове.— Михо и другие товарищи, которые навеки остались в го-pax... Сейчас он скажет о них».
— Вот Михо... Да и не только Михо, другие тоже — Илико, Джумбер, и Тэмо, и еще многие — разве они погибли на фронте, на войне? — он смотрел на меня в упор блестящими глазами, словно от моего ответа что-то зависело.
Что я мог ответить? Допустим, я понимал войну не только как борьбу с оружием в руках,— все равно это ничего не меняло для Михаила. Дело было не в этом. Дело было в том, что Михаил выглядел грустным, был небрит и опять думал о таких вопросах, как жизнь и смерть, думал о Михо и других товарищах, чь жизнь оказалась столь короткой. В последнее время он, по-видимому, много размышлял над этим, а такие мысли губительны для тех, кто избрал своим уделом борьбу с вершинами.
— Да ладно! — проговорил Михаил, уловив моё смущение.— Это пустое, я-то ведь не знаток поэзии, да и не время ломать голову над этим, тебе уже, кажется, пора в путь, верно?
Он положил мне руку на плечо. Мы обнялись, поцеловались.
Я уже сделал несколько шагов, как он меня окликнул:
— За тобой одни проводы, так и знай!
Я обернулся и помахал ему рукой. Он стоял лицом ко мне, улыбаясь, и тоже махал мне рукой. Потом повернулся и направился к альпклубу.
Я очнулся, только когда мой автобус после трехчасового путешествия остановился перед зданием сельского автовокзала. Поглощенный своими мыслями, я даже не заметил, как пробежали эти три часа. Неясные, но тягостные предчувствия томили меня.
Увы, к моему горю и несчастью, эта встреча с Мишей оказалась последней. Я так и не сумел отдать ему долг, проводить его в следующую экспедицию: следующей не было.
Проводы были иные — проводы в вечность.
***
«25 июня. 1969 г. Италия.
Аэропорт Фьюмичино.
Лайнер мягко опустился на посадочную полосу.